Путь

Мне двенадцать. Тело медленно меняется — и я чувствую, что скорость изменений нарастает. Как инженеру в прошлом, мне интересен опыт развития женского тела — оно отличается от мужского. Несмотря на моё сознание, я всё больше и больше чувствую себя именно женщиной. Ловлю себя на изменившемся мировосприятии — хотя всё равно больше полагаюсь на логику, но чувства чем дальше, тем тяжелее держать в узде. А ведь ещё не пошла гормональная перестройка… что будет потом-то? Даже страшно иногда становится, как подумаю об этом… Насколько же мы, мужчины и женщины, разные — это даже не разные галактики, это просто разные вселенные! И мне удивительно, как мы вместе уживаемся! Наверное, потому и уживаемся, что просто дополняем друг друга. Взгляд с другой стороны ошеломлял. Сколько я воевала со своей новой натурой… одно желание реветь по любому поводу и без повода чего стоило! Разум ждёт одного типа реакции, а тело демонстрирует другой. Как меня это бесило поначалу! Сейчас привыкла, даже использовать научилась.

Девчонки тоже растут и меняются, только Джина меняется медленнее, она, по сути, ещё ребёнок. Батарианцы взрослеют чуть-чуть медленнее, но в этом возрасте очень заметно, особенно на контрасте с Наин — турианцы взрослеют быстрее людей. Сестрёнка уже вполне напоминает девушку и нет-нет, да и бросает взгляды на парней.

Да, к нашей компании присоединились парни. Это, как не трудно догадаться, Алекс Хартманн и Ферон Танрис. Хартман, как шёпотом поведала мне Наин, запал на меня. Тоже мне, Цитадель открыла… а то я не знаю! Обломинго Сане крылом махнёт, но не прогонять же, жаль обижать хорошего человека. Главное — поводов не давать, само пройдёт, особенно с такой злобной язвой, как я. Как мы хихикали, когда подслушали в «Галамаркете» разговор Джозефа со своим соседом — таким же фермером, только турианцем Маркосом Джарвисом, папашкой моих одноклассников-близнецов, что невероятная редкость у турианцев. Они стояли у стойки небольшого кафе в мегамаркете и смотрели в зал. Мы с Джиной и Наин сидели за столиком, ели мороженное, и они нас не видели.

— Слушай, Джо, твой младший что-то к Шепардам зачастил, да в компании с их девкой и подружками её всё время таскается. Влюбился?

— Не говори, Маркос, влюбился — таскается за рыжей, как телок на верёвочке, смотрит ей в рот. Прям не знаю, что с ним делать.

— А поговорить не пробовал? Вроде как рано, им ещё всего девять лет… А Женька что? Как она к твоему?

— Да нужен он ей, как муклику стоп-сигнал. Она ж армейская косточка — вся родня в погонах! Уйдёт через пять лет в корпус — только и видели её. Братья вон старшие — оба уже в корпусе, и она, говорят, туда намылилась. Если поступит — это лет на тридцать во флоте, минимум. А, с учётом такого деда, она, пока до адмирала не дослужится или голову не сложит, не остановится. Какая это сноха? Вот и я думаю, что никакая. Характер у неё, что сталь, такую в дом возьми — через месяц вся моя ферма будет строем ходить и честь отдавать. Ну нахрен, я во флоте всего этого наелся досыта, ещё и дома, как в казарме! Жена должна мужа слушаться, а не наоборот. А такая послушается, жди!

— Думаешь, само пройдёт?

— Пройдёт. Как уедет зазноба на Землю, так и забудет про неё — не сразу, но забудет. И хорошо. Я вот фермер, Маркос, как и ты, моё дело — землю пахать и людей кормить. А их — защищать нас всех. И жена моему обалдую нужна из фермеров, чтоб знала и любила эту жизнь. А какой из вояки фермер?

— Ну ты выдал, Джо! А я, по твоему мнению, что — плохой фермер?

— Маркос, ну какой ты вояка? Отслужил обязательные десять лет — и уехал сюда, ферму купил. Сам говоришь, на ферме вырос, отец твой и дед — фермеры. Я ведь тоже флоту десять лет жизни отдал — отец меня в 17 лет отправил в учебку космопехов. «Иди, — сказал, — и отдай долг своей стране, или ты не мужчина?». А, пока я родине долг отдавал, корпораты ферму у нас отжали. Пришёл домой — подруга моя, Лиз, соседская дочка, сидит на нашем крыльце и ревёт. Их ферму за год до этого отобрали, они всем семейством к нам перебрались. Её отец не пережил этого, помер. И мой тоже плох совсем. Пришёл, сел рядом, она мне всё и рассказала, в грудь мне уткнулась — и ещё громче реветь. Сижу рядом с ней — и такая тоска, Маркос… Эта ферма нам, Хартманам, 300 лет принадлежала, там целое кладбище моих предков рядом… и вот — её отобрали. Видимо, так мы родине нужны… я десять лет под пулями ходил, пришёл домой, а дом забрали! Хорошо, что случайно заметку увидел — про набор колонистов на Мендуар. Женился на Лиз, забрал её, тёщу свою, мать с отцом, сестру с мужем, да и уехал сюда. И знаешь — и разу не пожалел! Пусть у нас говорили, что у русских с демократией плохо… знаешь, Маркос? Хер бы с ней, с этой демократией! У нас, в Штатах, она тоже странная — у кого больше денег, тот и охуенней демократ… а индейцы до сих пор в резервациях живут, как и триста лет назад.

— Может ты и прав. Брат мой младший тоже к нам собирается, говорит, год дослужит и уволится. Как приедет, поможем ему, сосед?