Пустыня смерти

— Чадраш никогда не заблудится, хоть днем, хоть ночью, — возразила Матильда. — Он в любом месте найдет верный путь. Он был бы уже здесь, если бы не погиб. — И она опять горько зарыдала. — Он мертв, мертв — я уверена, уверена, — всхлипывая, твердила она. — Этот проклятый горбун добрался и до него.

— Если он не погиб, я застрелю его или же одного Уэллейса, — угрожал Калеб. — Я потерял в один день собаку и обоих разведчиков. Просто головоломка, зачем за детенышем погнались сразу два следопыта.

— Повторите снова, я не понял, — сказал Верзила Билл.

Рядом с ним сидел Брогноли, у которого так и продолжала дергаться голова, а глаза оставались пустыми. Иногда, когда голова у него не дергалась, она как-то странно крутилась на шее.

— Просто головоломка, — повторил Калеб. — Мне как-то пришлось побывать в Гарвардском университете, и я запомнил это мудреное слово.

— А что оно означает, сэр? — поинтересовался Калл.

— Думаю, это латинское слово, — предположил Гас.

Одна из его сестер пыталась научить его латыни и ему очень хотелось удивить Калеба Кобба своей образованностью — может, тогда он все же произведет его в сержанты.

— Разве ты ученый человек? — спросил его Калеб.

— Какое там! Просто я подумал, что это латинское слово — я брал уроки этого языка, — ответил Гас. Тут он соврал. Был всего один получасовой урок, после которого он навсегда прекратил учить латынь.

— Я слышал это слово в Бостоне, а в этом городе по-латыни не говорят, — заметил Калеб. — Головоломка — это такое слово, до которого тебе и не допереть. Оно означает, что я не могу догадаться, зачем это за одной маленькой антилопой помчались сразу два следопыта.

— Уходить из лагеря лучше вдвоем, чем в одиночку, — заметил Верзила Билл. — Я, к примеру, вообще не желаю отлучаться без сопровождающего, который знает, как вернуться назад.

— Если Чад не погиб, тогда он ушел от нас, — решила Матильда. — Он говорил, что так или иначе он все же удерет от нас.

— Чего ради он станет удирать? — удивился Калеб. — Мы находимся на возвышенной равнине. Тут столько удивительного.

— Удрал, взял да удрал, — твердила Матильда — Догадываюсь, что удрал и бросил меня.

Матильда снова не выдержала и разрыдалась. Поплакав некоторое время, она принялась вопить. Все ее грузное тело сотрясалось, она вопила так истошно и громко, будто пыталась вывернуть наизнанку все свое нутро. В тишине пустынных прерий ее вопли разносились далеко окрест. От них мужчинам становилось не по себе — казалось, что среди рейнджеров воет одинокая волчица. Никто не понимал, почему она так переживает. Ведь Чадраш ушел подстрелить антилопу, а Матильда ревет и воет, будто он и впрямь покинул ее.

Многие рейнджеры отходили подальше, не желая слушать ее вопли. Как-никак она все же была проститутка. Никто не просил ее приклеиваться к старому Чадрашу. Он был горец, а горцы рождены для бродяжничества в одиночку.

Некоторые надеялись, что теперь Матильда снова займется проституцией — им предстоит еще долго шагать и шагать, и Матильда могла бы внести разнообразие в монотонность пешего перехода. Но другие, и Верзила Билл в их числе, слыша ее рыдания, придерживались иного мнения. Женщина вопила, словно дикий зверь, и не просто зверь, а напуганный. Теперь трахаться с ней — дело опасное. К тому же Чадраш, может, вовсе и не удрал. Он явится в самый неподходящий момент и тогда задаст обидчику жару.

Калеба Кобба вопли Матильды не трогали. Он поглощал здоровенный кусок конины, изредка поглядывая на рыдающую женщину. Его удивляло, что ее вопли сильно разжалобили рейнджеров. Они столкнулись с любовью, со всей ее таинственностью, и им это не нравилось. Шлюха влюбилась в старого горца. Никто не ожидал такого оборота, но он все же случился. Из-за этого здоровые мужики лишились покоя — подобное событие вовсе не было необходимым, а скорее неестественным. Теперь даже мысль о команчах не так тревожила их. Команчи проделывали то, чего от них ждали, то есть убивали белых людей. Это означало войну не на жизнь, а на смерть, но здесь хоть была уверенность, что так и должно быть. А тут на тебе — какая-то баба воет, словно волчица. Какой же толк от всего этого?

— Любовь — это страшная цена, которую приходится платить за общение с партнером, не так ли, Матти? — произнес Калеб. — Сам я нипочем не платил бы. Лучше уж быть без партнерши.

Мало-помалу вымотавшиеся рейнджеры засыпали один за другим. Гасу захотелось перекинуться в картишки, редкая ночь проходила без того, чтобы его не одолевал зуд к карточной игре. Но сейчас все от него отворачивались. Никто не хотел играть в карты просто так, а расплачиваться было нечем, да вдобавок все хотели пить. К чему играть в карты, когда Бизоний Горб и его воины того и гляди набросятся на них, а Джонни Картидж говорил, что их много.

— Бросьте вы, нет их поблизости, почему бы нам не сыграть? — вопрошал Гас, раздраженный тем, что его друзья на сей раз оказались такими сонями.

Ему даже не отвечали. Его просто не замечали. Рыдания Матти постепенно стихали, в лагере слышалось лишь шуршание карт — это Гас тасовал и перетасовывал колоду.