Пустыня смерти

Кое-кто из мексиканских солдат-мальчишек с перепугу начал стрелять, когда мчащаяся коричневая масса находилась еще ярдах в двухстах от них. Салазар не на шутку рассердился. Ветер поднял пыль с земли, и видимость заметно ухудшилась.

— Не стрелять, пока не отдам команду! — крикнул он. — Если начнете палить сейчас, то, когда медведь подскочит ближе, у вас не останется пуль, и он сожрет вас.

— А я берегу пули, — заметил Длинноногий. — Хочу влепить ему заряд прямо между глаз — только так можно уложить наверняка этого зверя.

В этот момент несущаяся коричневая масса натолкнулась на выступающие из земли камни и высоко взметнулась в воздух, даже выше поднятой ветром пыли. Длинноногий четко увидел летящий предмет и сразу же опустил ружье.

— Ребята, это Гомес нас пугает, — принялся успокаивать он солдат. — Это не медведь, а растение такое — перекати-поле называется.

Салазар почувствовал глухое раздражение.

— Семеро из вас стреляли, а перекати-поле все продолжает катиться, — в сердцах принялся ругать он солдат.

— А почему оно огромное такое, все равно как целый дом? — удивился Гас.

Он и вообразить не мог, что растение может вырасти до таких гигантских размеров. Оно помчалось совершенно случайно, под напором ветра, крутясь и переворачиваясь, со скоростью хорошего бегуна. Кое-где оно натыкалось на бугорок или на камень и тогда взмывало вверх. Вскоре оно улетело вперед, на юг, а затем исчезло во взметнувшемся облаке пыли,

— Давайте больше не вести трепа про разных там медведей, — предупредил Салазар, глядя на Гаса.

Они выступили в поход рано утром, без запаса продовольствия. В Сан-Саба они получили пустые тыквы, в которых можно хранить воду — кое-кто уже успел выпить ее, а в других еще осталось немного. Температура воздуха резко упала, солдатам и рейнджерам хотелось погреться у костров, но топлива не было, если не считать веток жалких кустиков. Техасцы собрали хвороста достаточно, чтобы разжечь небольшой костер, и уже намеревались было запалить его, но Салазар не позволил.

— Огонь ночью не зажигать, — распорядился он.

— Почему нельзя? — спросил Гас. — Я хотел бы погреть пальцы.

— А потому, что если мы разожжем костер, то его увидит Гомес, который следит за нами, — объяснил Салазар.

— С чего бы ему следить за нами? — удивился Длинноногий. — Он и так увел у нас ослов и с ними почти все наше продовольствие.

— Может, он следит за нами, чтобы поубивать нас всех, — предположил Салазар.

— Он мог убить нас еще минувшей ночью, но не сделал этого, — взорвался Длинноногий. — Зачем ему плестись за нами весь день, чтобы совершить то, что вполне мог он проделать накануне? — спросил Длинноногий.

— А потому, сеньор, что он апач, — стал объяснять Салазар. — На нас он совсем не похож. Может, он и ушел домой — не знаю. Но сегодня ночью костры жечь я не разрешаю.

В полночь холод стал таким нестерпимым, что люди были вынуждены сгрудиться в тесные кучки и согревать друг друга. И даже, сбиваясь в кучки, они мерзли так, что кое-кто не мог стоять на ногах. Джонни Картидж так и не сумел преодолеть страх. Он все старался припомнить солнечные теплые дни на юге в Техасе, а в голову лезли лишь картины белоснежной слякоти, в которой он чуть было не отдал душу всего несколько дней назад. Тогда он покрепче прижался к Верзиле Биллу и почувствовал, как трясется и дрожит его приятель.

Тот спал и во сне дрожал, как одержимый, с открытым ртом, из которого вырывалось тяжелое дыхание и повисало белым облачком в холодном воздухе. Джонни хотелось разбудить Билла, своего напарника, товарища. Билл рисковал жизнью, чтобы найти Джонни и принести к рейнджерам в ту ужасную снежную бурю. Опять был холод и Джонни хотел, чтобы Билл понял, для чего ему надо проснуться. Он объяснит Биллу, что намеревается сделать с перочинным ножиком, который вынул из своего кармана. Ему было бы легче провести тяжелую ночь вместе со старшим и самым лучшим другом.

Джонни Картидж начал трястись от холода еще сильнее, нежели Билл, к которому он прижимался. Он дрожал так, что едва удерживал нож в руках и не мог открыть лезвие. Он испугался, что выронит ножик, и у него не хватит сил найти его в такую морозную ночь. Будить друга было жаль — он так устал после длительного и трудного перехода, но Джонни нуждался в его помощи. От отчаяния он тихонько заплакал. Ему расхотелось жить, все его надежды рухнули, но умереть без помощи друг он не мог.

На бескрайней равнине царила мертвая тишина, слышалось лишь тяжелое дыхание вымотавшихся людей, спавших вокруг. В темноте чуть проглядывались белые пятнышки — пар от дыхания его товарищей. У Джонни от холода ужасно болела искалеченная нога — в ступне все время что-то подергивало; хотя всю ступню он от холода не ощущал, но подергивание, регулярное, как часы, все время чувствовал.

— Проклятая нога, — шептал он. — Вот проклятая.