Пустота

Когда проснулась, было уже поздно. Кот снова пропал. Она выпила стакан воды и подошла к окну в сад. Беседка не проявляла активности. Но, блин, что ей приснилось… Она вышла наружу и, стоя босыми ногами на траве, стала елозить пальцами по сырому дерну, чтобы привести себя в чувство.

– Джеймс! – позвала она.

Откуда-то из-за дома ударил яркий широкий луч кремово-белого света, похожий на свет от фар подъезжающего автомобиля, но без шума, неподвижный, продолжительный. А может, там распахнулась широкая дверь, и это через нее ударил резкий свет, ища, что бы выхватить из тьмы, и выхватил: тысячи котов и кошек неслись по заливному лугу в сторону дома Анны размеренной рысью в полной тишине. Они были черные и белые, поровну. Они затопили сад, обтекая беседку и Анну, но уделили не больше внимания, чем садовой мебели. Поток струился, как ожившая задача по статистической механике, не умаляясь и не ослабевая, вырываясь с луга и исчезая за домом. У Анны хватало уважительных причин, чтобы не пытаться соотнести себя с тем, что она пронаблюдала; она попросту не понимала, как на него реагировать. Развернувшись, она побежала к ограде, попыталась перелезть через нее. И снова угодила в кошачий поток, да так и осталась стоять, чувствуя, как он ее обтекает; слезы искреннего счастья ручьями заструились по ее лицу, а коты принесли тепло тел и сильный, пыльный, не слишком неприятный запах[62]. Вдруг свет погас, а сад снова опустел. Анна постояла еще немного, утирая глаза и смеясь. Потом вернулась в дом и оставила сообщение на автоответчике доктора Альперт:

– Хелен, не вижу смысла продолжать наши беседы. Я лучше, пожалуй, снова сама о себе стану заботиться.

И такое же сообщение оставила дочери.

– Не уверена, что смогу это объяснить. Мне просто уже не так тяжело управляться с собой, как раньше.

Подумала, что бы еще сказать.

– Я в саду сегодня вечером столько котов видела!

Поскольку эта фраза плохо отражала реальность и не давала представления о прочих событиях дня, она добавила:

– И, Марни, я кое с кем встретилась, но не знаю, понравится ли он тебе.

Положив трубку, она поискала жесткий диск Майкла Кэрни. Выудив его из мусора, собравшегося на дне сумочки, она положила футлярчик на стойку в кухне, где он и остался лежать, как зачарованное яйцо; его покорябанная поверхность магически трансформировала обычный отраженный домашний свет в годы и годы вины. Анна Уотермен понятия не имела, вправду ли тот старик из Южного Лондона – Брайан Тэйт. Приходилось смириться с тем, что память о скандалах, окружавших смерть Майкла и падение Тэйта, навсегда останется затуманенной; что ее борьба с Майклом, как и борьба с собой, постепенно обессмыслится. Наступает возраст, когда, как ей теперь стало ясно, прошлому уже никто ничего не должен, кроме признания за ним статуса прошлого. Майкл если еще не в аду, то пускай катится к черту. Завтра она отвезет жесткий диск в Каршолтон и не мытьем, так катаньем сложит с себя ответственность за его содержимое; и на этом все.

20 Модерновая люминесценция

– Оно явилось из ниоткуда.

– Ничто не возникает из ниоткуда.

– Ха-ха. И что это?

– Говорит, «биологическое содержимое».

Бак недавно подвергся воздействию высокой температуры, после чего был выброшен в пустоту на расстоянии световой минуты от носовой части «Новы Свинг», где и повис, окруженный диссипирующей пеной энергии нулевой точки[63] и мусорной материи, пока Толстяк Антуан не выцепил его и не затащил на борт. Бак пестрел царапинами и заусенцами; остывая, он быстро менял цвета, как рождественская гирлянда, от ярко-красного до матово-серого, наводящего на мысли об оружии. Большая часть внешней оплетки испарилась, а то, что осталось, выглядело бессмысленно, если не принять его за фрагменты внутренней структуры еще какого-то контейнера. Как только бак остыл достаточно, чтобы его можно было коснуться, Антуан отвинтил закрывавший иллюминатор колпак.

– Да будет свет.

Лив Хюла явила свет.

– Из ниоткуда! – повторила она. – Блин, а я чуть не купилась.

Стоило ей увидеть, что` внутри, как возбуждение Лив унялось.

Из позвоночника выходили змеящиеся провода. Кожа на черепе была натянута и казалась не столько загорелой, сколько окрашенной в специальный оттенок мумифицирующим раствором. Внизу на голове кожи не осталось вовсе. Только обветренные губы, запавшие между крупных неровных зубов. Глаза налились кровью и наполовину выкатились из зачерненных орбит, зловеще сверкая. С волосами у обитателя бака что-то случилось, а что произошло с остальным телом, понять оказалось еще сложнее. Протеома бака – похожая на теплую слюну смесь белков тридцати тысяч видов – облекала его.

Лив с отвращением отвернулась.

– Это ж не чужак, – сказала она. – Это K-питан.

Так она, впрочем, метафорически обозначила бы всех небесных пилотов: изоляция от мира, галлюцинации, насильственные хирургические переделки на благо человечества, приговорившего их к смехотворно бесполезной жизни.

– Выкинь его обратно, – посоветовала она.

Антуан не повелся. Он это уже слышал. Сменив тему, он сказал: