Пустой мир 2. Война за престол (СИ)

========== Глава 1. И грянет шторм. ==========

«Теперь безумным считается человек, который лишился твердой почвы своей непосредственной истины и утратил самого себя». Поль Мишель Фуко

Ему снилось кровавое солнце. Огромный алый диск, похожий на глаз древнего чудовища, медленно приближающийся к горизонту, к той границе зрения, где небеса сходились с земной твердью, словно гигантский купол, закрывающий целый мир. Только вместо голубых и белых тонов, какими художники изображали древние легенды о небе, доставшиеся от давно исчезнувших предков, отливали всеми оттенками красного, с темными свинцовыми облаками, словно пропитанные кровью и висящие так низко, что почти касались вершин старых гор.

Кровавое солнце, напитавшееся кровью павших и утомленное человеческой жестокостью, медленно опускалось за горизонт, словно пыталось спрятаться от происходящего внизу, сбежать как можно дальше от того безумия, что называли войной. Сама природа протестовала против того, что происходило прежде и будет происходить снова и снова, повторяясь бесконечное количество раз, пока живы люди, течет время и существует судьба. Такова природа разума, разрушать все вокруг, поскольку именно для этого он и был создан. Именно это было главным его предназначением, а все остальное, что так тщетно пытаются показать более важным или значимым, всего лишь обман, поддерживающий эту главную цель.

Он смотрел на него до боли в глазах, до слез, застилающих зрение, но держался, открывшись для яркого и обжигающего света, способного очистить душу от того ужаса, что сам же и совершил. Солнце, прямой наследник богов, их величайший дар и единственная надежда всех живущих, оставалось его единственным спасительным лучиком, способным вывести из того мрака и ужаса, к которому так уверенно шел.

А потом был ворон, иссиня-черный, как ожившая тьма, облачившаяся в животную форму. Мудрая и жестокая птица, прилетевшая сюда на запах крови и трупов, первым прилетающим на поле брани. С размахом крыльев никак не меньше его вытянутой руки, но с глазами умнее, чем у многих людей. Размеренно взмахивая крыльями, птица села на ближайший труп, огласив поле своим презрительным карканьем, громким эхом разнесшимся над полем боя…

Здесь шла жестокая битва, в которой сошлись сразу несколько сторон, жаждущих уничтожения друг друга. Поле боя покрывали разбитые танки, еще горящие и поднимавшие в небо длинные столбы черного и едкого дыма. Простреленные и смятые экзоскелеты и шагоходы, наваленные друг на друга, обгоревшие или даже расплавившиеся, лежали среди гор трупов, не оставивших ни пяди свободной земли. Сваленные в кучи тела, вцепившиеся друг в друга в последней отчаянной борьбе, с раскрытыми глазами, полными отчаяния и ненависти, жестокости и отваги, казались бесконечными. Их миллионы, погибшие здесь всего лишь за несколько часов непрерывного сражения, брошенные в самую мясорубку, где шансов выжить не было.

Ворон опустился на одно из таких тел, молодого бойца, успевшего заслужить знаки отличия младшего офицера, с зиявшим в груди сквозным ранением от рельсового орудия. В руках еще держал знамя своего полка, прижимая древко и собственным весом удерживая его от падения. Птица присела на кевларовый шлем, чуть слышно цокая коготками по внешней металлической обшивке, поправляя перья и примериваясь в окровавленное лицо под разбитым забралом. Прицелившись, ворон каркнул и одним резким ударом вырвал глаз, а потом, запрокинув голову, быстро его заглотил. Снова с удовольствием закаркал и застучал когтями по шлему, выбирая, как лучше подойти, чтобы добраться и до второго глаза, частично скрытого за обломком забрала.

Воронов прилетали тысячи, они спускались и спускались с неба, выбирая для себя свой собственный пиршественный стол, привлеченные столь приятными для них запахами пролитой крови. Карканье и шелест крыльев заглушали лишь резкие порывы ветра, несущие за собой поднятые тучи радиоактивного пепла, но слетавшееся воронье не обращало внимания на радиацию и густые облака химического оружия, еще не до конца рассеявшиеся над полем сражения. Они пировали на роскошном столе, накрытом для них совершенно бесплатно, наедаясь до отвала и довольно каркая, напоминая злорадный смех.

Один из воронов приземлился совсем рядом, настолько близко, что можно разглядеть каждый изгиб его перьев, острый клюв, покрытый мелкими царапинами, умные и внимательные глаза, сосредоточившиеся именно на нем. Только почему на нем? Он же живой, он же… осознание приходит так же неожиданно, как и понимание всей остальной картины. Он мертв, убит в этом бою, и теперь лежит здесь, рядом со своими товарищами и братьями, доверившихся ему и пошедших следом за ним, и которых он подвел и не смог защитить, пав одним из последних. В нем не больше жизни, чем во всех тех трупах, что сейчас лежат вокруг, и потому ворон выбрал его, как то блюдо, с которого начинает пиршество.

Нет! Не здесь и не сейчас должно все это закончиться, он не должен был погибнуть и, уж тем более, не должен был стать пищей для воронья.