Пустой

— Ну, тута дело такое. В опчем, я тама сам не все понял, замудрено все, да и Ловкач толком не сказывал. Как понял, так и сказывать буду. Он как дар свой пользовать начинат, все вокруг медленно двигаца, а он, значица, поскорее всего прочего становица. Вот и оружье, коим он одержимых бьёт, також двигаца. Но тама есче сила больше становица и когда он, значица, бьет мечом, то могет при том задеть костяную бронь тварей иль даж кости, коль глубжее клинок загонит. Пока время замедлено, Ловкач могет энтого и не заметить, и оружье сломать при том. Вот и таскат кучу оружья, коли сурьезна битва намечаца. А так быват, што он копье берет, аль сулицы, да и с луком не забыват тренироваца, потому как дара надолго не хватат, а одержимых как раз наоборот, с лишком даж, особливо сегодня.

— Вот еще что, не знаешь, зачем… — досказать я не успел, нас окликнули, причём уже во второй раз.

— Эгей, болтуны языкастыя, кончай языки начесывать, идтить надобно! — вновь крестный застал нас за отлыниванием от дел, опять мы разговорились в неподходящий момент. Только что с тварями бились, туши убитых одержимых под ногами, раненные где-то рядом стонут, а мы с Тимофеем дары улья обсуждаем. Такие беседы начинают входить в привычку.

— Вона, оружье захватите, потащите пока, а то стоите без делу, два лодыря. И откель вы на мою бедну головушку взялися?! — крестный нас отчитывал, но явно не всерьёз, слова его сквозили смехом и добродушием.

Из оружия нам пришлось погрузить на себя не так много, как думали изначально: крепкое длинное копье с опасно выглядевшим наконечником, самострел, к нему полупустой колчан с болтами. — Ты, Пустой, самострел себе бери покамест, копье счас Архип заберет, евоное кусачуга поломал.

— Так я не умею, не пользовался им не разу, толку с меня не будет. — я взглянул на врученное мне оружие и пожал плечами.

— Чегой тута уметь?! С им даж дурак справица! Так вота берешь, этой вот штукой натягивашь, болт сюда, направил, куда надыть и нажал сюды. Делов то! — Бородокосый выдернул оружие из рук и начал показывать, как с ним обращаться. После демонстрации вернул его мне обратно и вдобавок протянул куртку из толстой плотной кожи с металлическими вставками, слегка проржавевшими по краям. — Вот есче, тебе должно в пору быть, самострельщикам защита кака-никака положена, покамест тожить у тебя будет, потом мож договоришься, да выкупишь, тама поглядим.

— Так на ней тут кровь! — я взял куртку из рук крестного, и чуть не выронил. Догадка по поводу происхождения, внезапно ставшей ненужной, куртки остановила первый порыв сразу натянуть на себя обновку. Лишь бросив взгляд на ворот, сразу заметил несколько темных капелек крови, рядом тоже было темное пятно, чуть не на пол плеча. Видимо тут тоже была кровь, но вытирали её наскоро, небрежно.

— Эгей, конешно кровь, энто ж Егоркино добро — арбалет да доспех кожаный. Ему уж не понадобица, забрал улей парня… Эх… теперича тебе послужит, да и нам в бою подспорье. Быват, што один болт могет исход боя решить. В опчем надёвывай, некогда балаболить попусту, идтить пора.

Натягивать на себя еще теплую, не успевшую остыть куртку, снятую с тела погибшего бойца хозяйственными местными, было неприятно. Но для споров не было времени. Пришлось немного повозиться, чтобы разобраться с завязками, пуговиц либо не было, либо местные их ещё не изобрели. Несмотря на то, что эта куртка считалась здесь легким доспехом, напялив её на себя, легкости не почувствовал. А вот прибавившийся вес и ограничивающую свободу движений стянутость ощутил в полной мере.

А я ещё о кольчуге раздумывал, в том смысле, что неплохо было бы себе её раздобыть. Это ж сколько она весит?! А если вспомнить историю и латы, которые так любили европейские рыцари. Как они вообще могли передвигаться, полностью обвешенные железом?! Я на себя местную кожанку натянул и сразу ощутил прибавившийся вес и неудобства!

Маленькое войско медленно потянулось назад по улице, к стене, откуда недавно пришли мы с Тимофеем. Причём двигались в обратном порядке, впереди женщины и подростки, на всякий случай, для защиты к ним присоединились несколько лучников и арбалетчиков, идущие по бокам. За ними шли стрелки и метатели, а замыкали шествие бойцы первой шеренги.

Вместе с “санитарами” в центре находились четверо раненных, двое шагали сами, хоть и с трудом. Одного тащили, подставив плечи двое суличников, у него были сломаны обе ноги. Последний из пострадавших передвигаться сам не мог, состояние было очень серьёзное, топтун разворотил ему бок, сломал ребра и, наверняка повредил внутренности. У нас раненный после таких повреждений прямо там, на месте, богу душу отдал бы, но здесь улей. Как сказал дядь Прохор, здесь людишки гораздо живучее, и чем дольше в улье проживешь, тем живучее станешь. Неизвестно, сколько протянет с такими ранами воин, но, по словам крестного, если знахарка сегодня-завтра вернётся, то вытащит пострадавшего.