Пустой

С такими невеселыми мыслями вернулся к оставленной рогатине, взял в руки. С сожалением оценил ее длину, нечего и думать такой коротышкой достать чудовище с безопасного расстояния, у него рука длиннее. Конечно, можно попробовать повредить саму руку или хотя бы кисть, но вряд ли тварь будет спокойно смотреть на такое. Отберет рогатульку и сломает об мою тупую голову, чтобы впредь ее подобные мысли не посещали.

Потому не стал даже подходить к проходу, а отошел дальше, вглубь огороженного пространства, но так, чтобы не терять тварь из виду. Встал за одной из самых больших куч барахла и, выставив перед собой рогатину, принялся ждать, когда чудовище освободится из западни.

Страха не было, точнее он присутствовал, но лишь на втором плане. На первом была холодная ярость, наполнившая меня от осознания собственной беспомощности. От понимания того, что жить осталось считанные минуты, а то и секунды. От вида и состояния неказистой рогатой палки в руках, единственного предмета, который у меня есть против чудовища. От взгляда этого чудовища, который оно периодически бросало на меня, не переставая изворачиваться в узости прохода. От невозможности вспомнить свое прошлое. От всего этого сумасшедшего дня…

Я заорал, выталкивая с криком скопившуюся внутри ярость. Глядя прямо в глаза копошащейся твари я орал, выплескивая из себя волны злости. До хрипоты, до кашля, судорожно хватая ртом воздух. Чудовище замерло, показалось, что в его нечеловеческих глазах промелькнуло удивление.

— Ну что вылупилась, скотина, что замерла? Давай шевелись, скорей вытаскивай свою жопу и беги сюда! Думаешь, тебя тут ждет сытный и вкусный ужин?! Думаешь я буду тебе приятного аппетита желать, пока ты мои ноги обгладываешь?! Хрена с два ты такого дождешься! Я тебя сам буду зубами рвать! Обрыгаюсь, но отгрызу твою тупую башку и вот на эту рогатку надену! Ты у меня проклянешь тот момент, когда решила за мной погнаться! Вылазь и иди сюда, сукаааааа!!!

Закончив кричать, даже закашлялся слегка, дышал тяжело, а руки подрагивали. Эк меня понесло! Выпалив этой эмоциональной тирадой в глаза твари, немного успокоился. Не совсем, но настолько, насколько вообще можно быть спокойным в подобной ситуации.

Не знаю, прониклась ли тварь моим эмоциональным монологом, но, даже если прониклась, никак этого не показала. Лишь ненадолго прервала свое занятие, привлеченная моими криками. А осознав, что от них не будет ни пользы, ни вреда, продолжила дергаться и извиваться.

Блин, как же не хочется умирать! Ведь выбрался из той проклятой речки, насквозь промокший и продрогший, не чувствующий ни рук, ни ног, но выбрался. И перед тем, как отрубиться даже не надеялся, что выживу. Думал, что там и останусь, что насмерть замерзну на том берегу. Но не замерз, был спасен, отогрет и вполне радушно принят. И вот теперь снова на краю гибели.

Но в этот раз на чудо надеяться не стоит. В прошлый раз спасение пришло от местных жителей. Сейчас же аборигены куда-то разом исчезли, и есть подозрение, что помощи от них в этот раз не дождусь. Если не появились раньше, не появятся и сейчас. Пока носились с тварью по посёлку, так нашумели, что на звуки непременно бы сбежалось все население. Значит, либо не слышали, либо слишком заняты, чтобы отвлекаться на посторонние звуки. Хотя, в моём случае, особой разницы нет, что послужило мотивом их бездействия. Я один, помощи ждать неоткуда…

Глава 4

Глава 4. Крестный.

Предсмертные пораженческие размышления прервал звук, услышав который, я даже не поверил поначалу. А когда поверил, начал крутить головой во все стороны, не понимая откуда он раздаётся.

— Эгей! — снова раздалось чуть ли не над ухом, отчего моя голова завертелась вдвое быстрее.

— Да здеся я, от стены отойди, да зенки кверху подыми. — голос был глухой и скрипучий, как сто лет не смазываемая петля на старой двери. Послушав совета, отошёл в сторону и глянул поверх стены, где, по-видимому шла площадка, передвигаясь по которой удобно было оборонять стену.

На ней стоял немолодой худощавый мужичок среднего роста. Его главной отличительной чертой можно было назвать спускающуюся на грудь, то ли серую, то ли седую бороду. Борода была тщательно расчесана и заплетена в толстую косу. Но не “бородокоса”, бросающаяся в глаза при первом взгляде, привлекла мое внимание. Она хоть и была довольно необычной, но вполне могла украшать лицо какого-нибудь любителя необычных причесок. По настоящему необычным выглядел наряд бородача.

Если оценивать внешний вид, Настасья с Демьяном, при всей старомодности своих одежд, все же могли оказаться жителями какой-нибудь отдаленной деревушки. Стоящий на стене мужичок при всем желании не мог претендовать на подобное звание. Этот индивидуум, как никто другой подходил на роль участника реконструкции исторических событий.