Пустогрань

Первым из Моря вышел Верховный Главарь. Голова его так сияла туго натянутой кожей, что никто из Прибрежных не посмел даже заговорить с ним. Тогда Главарь сам дал всему имена и назначение. Прибрежных назначил рабами, а камни – отдушинами. Главарь послал Великий Зов всем и каждому в Море, чтобы поднялись и вышли на камни. Гансы вышли и приняли имена и назначения, и назначение Прибрежных, и назначение камней. Ни Прибрежные, ни камни о назначении не спорили, и гансы со временем решили, что так было всегда. Море бьется о камни, гансы бьют Прибрежных, Верховный Главарь воздает по заслугам и дает имена и назначения. Только так на Гансине сохранится вечный мир и покой, а Море будет пениться вечно, помня о том, как произошли гансы, но не умея говорить об этом.

Глава шестая Театральные подмостки

Василий Петрович с самого утра нетерпеливо ждал Маричку. Он давно перенес чемодан из прихожей в комнату, несколько раз согревал чайник, подходил к дверям, прислушивался, возвращался в кресло, открывал газету и закрывал ее. Волнение накапливалось и не отступало. Наверное, старость. Жаль, что ему не довелось иметь семью ни в детстве, ни в старости. Родители исчезли, а потом как-то… Он провел годы в полном одиночестве, и все, что накопил, передавать некому. А передать необходимо. И чем раньше, тем лучше. Здоровье уже не то. Конечно, полсотни лет назад он говорил то же самое, но ведь годы прошли, а сколько осталось – неведомо даже ему. Сдружиться бы с кем-то в приюте, пронести эти дружбу через годы, удостовериться в человеке и выложить все как на духу. Но поначалу он слишком боялся, потом стал слишком горд и самолюбив, иногда до жадности. Распугал всех, кому приглянулись бы его тайны. Разве что Зиночка… Но у Зиночки своих тайн с избытком. Да и ни одна из его загадок для нее загадкой не была: видела его насквозь и улыбалась. Он боялся ее улыбки, слишком она спокойная, а ему все хотелось бури. Как там у Лермонтова было?.. И в ту бурю он ни с кем не сблизился. Почему? Привык уже быть один: и в снег, и в град, и в дождь, и под обстрелом, и в осаде. Вроде как и со всеми, а никогда никому по-настоящему не доверился…

Родители погибли, когда ему исполнилось шесть. Ходит легенда, что в их роду никто долго не жил: умирали молодыми в битвах или родах, утрачивали способности и уходили, не выносили одиночества и убивали себя, бросаясь на скалы. Василий Петрович усмехнулся: вот он и опроверг легенду, выжил, пересилил. А родители – нет. Он смотрел на их распластанные тела и никак не мог заплакать. Очень хотелось тогда заплакать, но страх был сильнее слез. Он чувствовал, как за его спиной медленно вырастает из земли то ужасное, что убило маму, оно уже отбрасывало тень на безжизненные бледные лица, тянулось к Василию, жестко схватило поперек живота – и унесло. Очнулся он уже в селе, далеко от хутора. На него смотрело несколько пар глаз, настороженных, диких. И он слился своим страхом с их недоверием и дальше уже ковал себя только таким железом. Пока не встретил Зинаиду. Вот уж кто умеет выбить почву из-под ног одним взглядом. Он сразу узнал в ней родную душу, почувствовал искру, которая иногда мерцала в окружающих, но никогда не была столь яркой. Зинаида тоже знала, кто он и почему так ошалело рассматривает ее, поэтому не стеснялась, а просто положила ладонь на его плечо и улыбнулась. Ему бы обнять ее да не отпускать никуда, вот только слишком долго носился он со своим вынужденным одиночеством, не сдюжил… Может быть, еще сотню лет он будет в своей пещере таить сокровища, а может быть, уже сегодня рассыплет их перед девчонкой с пятого этажа…