Пустите меня в Рим

– Ужас, что было! Пока моя мамаша до дома дошла – ей человек пять рассказали о наезде. Она меня бить кинулась. Если бы я не смылась, у меня сейчас травм было бы не меньше, чем у тебя. – Светка облизала сухие губы, глаза ее лихорадочно блестели, и мне показалось, что у подруги жар. Она оглянулась на теток и понизила голос: – А потом я поехала в больницу, но меня сюда не пустили. Тогда я дождалась Николая...

– Кого?

– Ну, Летнева же. Ты что, его не узнала?

Я покачала головой. Светка придвинулась поближе и принялась рассказывать. Оказывается тот мужик, что ехал со мной в «скорой», – это и был тот самый Николай Летнев, бард из бардов и Светкина мечта. Он провел время у приятеля, который жил неподалеку от города, а потом вся хорошо гульнувшая гоп-компания взялась доставить его в город, чтобы он успел отдохнуть перед концертом. Вот и отдохнули. Светка встретила у больницы подтянувшихся байкеров, нашла среди них знакомого и вскоре уже прочно сидела на одной из машин, дожидаясь известий о Николае. Его отпустили в тот же вечер: рентген показал, что переломов нет, только сильный ушиб и растяжение. Эластичный бинт и пожелания провести несколько дней в покое – вот и все, что ему прописали. Все отправились отмечать спасение Летнева, и Светка тоже. Тут она стала совсем невнятной, но я так поняла, что моя подружка добралась-таки до своего кумира.

Увлеченные разговором, мы не прислушивались к происходящему вокруг до тех пор, пока одна из теток, присмиревших от Светкиного нахальства, не вякнула:

– Эй ты, шалава, выметайся. Обход идет.

Прислушавшись, я различила шарканье ног в коридоре и голоса. Светка метнулась к подоконнику и свалилась на руки байкерам. Я прикрыла окно – и в палату вошли дежурный врач и медсестра.

День в больнице тянулся невыносимо, несмотря на приход мамы с сумкой всяких вкусностей. Я знала, что Светка должна вернуться, да и маму было жалко, а я съела столько, сколько и в здоровом состоянии не ела: лишь бы доказать, что аппетит нормальный и чтобы мама успокоилась, ушла домой спать.

Само собой, я заснула, так и не дождавшись Светки. Но она все же пришла. Камушки и песок ударили в окно. Я очухалась, открыла раму, подруга опять оказалась на моей кровати, и я сразу поняла, что что-то еще случилось, потому что на глазах ее блестели слезы. Светка никогда не плачет. Ее даже мальчишки в детстве уважали за твердость и отсутствие нытья. Я – другое дело: у меня чуть что слезы ручьем. Увидев подругу в таком состоянии, я не на шутку перепугалась. Она взяла мою руку, дотянулась, осторожно поцеловала меня в щеку и зашептала:

– Прощай, Туська, я уезжаю. Не знаю когда, но увидимся. Ты точно на меня не в обиде?

– Нет, какая обида! А куда ты едешь?

– Сначала по маршруту гастролей, а потом в Москву.

Я захлопала глазами, не веря своим ушам, подружка торопливым шепотом пояснила, что мать ее простит невесть когда, а пока и видеть не может, трясется вся. Взрослое население двора, да и наша компания, винили в случившемся именно Светку, что меня в тот момент ужасно удивило. И подружка, встретив своего героя, решила заодно распрощаться с ополчившимися на нее родными и знакомыми.

– С Сусликом я попрощалась, он дурак, конечно, еще, но все равно братик. Ты присматривай за ним, ладно? – Я кивнула. – Я тебе напишу. Или позвоню.

– Светка, но как же ты... одна. К началу занятий в институте хоть вернешься?

Она пожала плечами. Потом, блестя глазами, ответила:

– Если все будет нормально – не вернусь... ну, только если в гости: тебя проведать и Суслика.

За окном раздался свист, и подружка дернулась:

– Мне пора. Прощай, Танька.

– Ты что... нельзя так! Скажи «до свидания».

– Ладно, пока, до встречи.

Она вылезла в окно, а я кое-как подвинулась и выглянула на улицу. Там стояли те же двое ребят, что и утром... а может, другие, в сумраках видно было плохо. И с ними Николай. Теперь, зная, что это он, я легко его узнала. Николай махнул мне рукой и негромко сказал:

– Выздоравливай, Татьяна.

– Куртка, у меня ваша куртка осталась!

– Черт с ней! Если понравилась – носи на здоровье. Главное – выздоравливай!

Светка уже стояла с ним рядом. Он оперся на ее плечо и захромал прочь. Когда они скрылись за углом детского корпуса, на улице взревели моторы мотоциклов. Я упала на подушку и долго смотрела в быстро темнеющее небо. Шумели и радовались птицы в больничном саду, а у меня из глаз текли слезы. Мне было жалко Светку, себя, Суслика, наших мам.

Из больницы меня выставили довольно быстро. На костылях я бодро прыгаю в библиотеку и, поудобнее устроив ногу, отсиживаю за компом. Пашка бросил Наташку и теперь каждый вечер провожает меня домой, но как-то это не радует. На юг мы не поехали.