Пожалуйста!.. Если я не могу изменить концовку, то, пожалуйста, дайте мне переделать кое-что другое. Хотя бы только вчерашний день! Я еще не успела кое-что доделать. Верните мне вчерашний день, и я скажу о своих чувствах ему! Если получится, я уже не буду жалеть, и не важно, чем все закончится. Пожалуйста, отмотайте время назад хоть на чуть-чуть! Знаю, это невозможно, но это и есть мое желание.
Шкатулка раскрывается, будто хищная пасть, и растворяется в воздухе.
Да, хорошо. Наверное, так и должно быть.
— Ха-ха, — очаровательно смеется человек и отвечает на мое желание всего одной фразой. — А все потому, что ты ограничиваешь себя.
После чего исчезает.
А меня вышвыривает из этого особенного места, которое я никак не могла запомнить.
И я попадаю в запертую комнату: в нос ударяет запах кучи разлагающихся трупов, на меня наваливается тьма. По сравнению с этой темницей любая тюрьма покажется раем. И я думаю: боже, больше часа я здесь точно не выдержу! Но вдруг все вокруг становится белым. Да, вокруг белым-бело, и я не вижу даже стен. Меня окружает сладкий запах, как от благовоний, смрад исчезает. Стоит моргнуть — и появляется стена, потом доска и столы со стульями, которые множатся и множатся, а с ними и другая мебель… Осталось только позвать ребят. Добавлю только тех, кто и вчера был здесь. А потом все исправлю. Исправлю вчерашний день.
Но какой краской ни залей комнату, все равно она заперта и хуже тюрьмы.
Это мир полон моих сладких и светлых-светлых надежд. Таков мир после моей смерти.
Поэтому… да. Если я не достигну желаемого… то перед тем, как осыплется вся красивая пудра, перед тем, как я снова увижу эту невзрачную картину, мне придется самой разбить шкатулку.
— Почему бы не грохнуть его? — странно пошутил Харуаки, пока я с ним советовалась.
— Почему бы не грохнуть его? — вот уже в который раз странно пошутил Харуаки, пока я с ним советовалась.
— Почему бы не грохнуть его? — в шутку предложил вполне естественное решение Харуаки.
— Почему бы не грохнуть его? — опять выдвинул свою шуточную теорию Харуаки.
— Почему бы не грохнуть его? — в шутку посоветовал мне Харуаки.
Он уже сам рассказал, как мне избавиться от него.
— А есть какой-то способ убедить себя избегать человека?
Харуаки не заставил себя ждать и с ходу выдвинул несколько идей, которые я слышала столько раз, что в пору удавиться. А в конце он, как и всегда, сказал, что лучший способ заставить себя избегать кого-либо — чувствовать себя виноватым перед ним.
Затем Харуаки придумал очередную причину того, как почувствовать вину.
— Почему бы не грохнуть его? — в шутку посоветовал он, сразу замахнувшись на крайнюю меру. — Ну серьезно, если грохнуть, с ним ваще видеться не придется!
Так зачем мне «удалять» Харуаки? Да затем, что его исчезновение повлияет на меня с Кадзу.
Жизнь в этом мире — как бесконечная игра в «тетрис». Сначала изо всех сил стараешься, пыхтишь и набиваешь побольше очков, ведь это же так весело! Но со временем становится плевать. Много очков, мало — какая разница, если в конце надо перезагружать игру и начинать заново? Со временем даже проигрыши не трогают. Можно, конечно, порадоваться успехам, но весело, как было в начале, уже не станет. Каждый раз становится неинтересно, скучно, тяжело, сложно. Не хочется больше вращать фигуры, составлять, а если делаешь, то не переживаешь об их расположении. Но фигуры все падают и падают, падают и падают, доходят до самого верха, громоздятся друг на друге. Если я остановлюсь, играя в такой «тетрис», то умру, а я этого не хочу, ведь у меня есть цель: прожить сегодняшний день, ни о чем не сожалея. Вот и остается менять сами правила.
И ты, Харуаки, важная их часть.
Поэтому я должна тебя «удалить».
— Слушай, а не повторишь еще раз, как вызвать чувство вины?..
— Блин, Касуми, ну что за дела?.. Ну ладно… Почему бы не грохнуть его? — как и всегда, отвечает Харуаки ровно в десятитысячный раз.
Ну да. Наверное, по-другому и никак. Да, тут уж ничего не поделаешь. Понимаешь? Сам ведь в десятитысячный раз предложил. А ты в курсе, что повторяешься? Может, хочешь, чтобы я…
Хочешь, чтобы я грохнула тебя?..
— Нет! Прошу, нет!
Я не слушаю.
Я убью Харуаки Усуя.
Ведь он сам мне предложил, да?
Я **** Харуаки Усуя.
И тут же я исчезла. Я, Касуми Моги, исчезла. Страшная боль раздавила меня и разнесла останки по сторонам, так что теперь я никогда не стану целой. Но мое пустое тело воскреснет, будет воскресать снова и снова.
Затем я чувствую, как что-то пытается влезть в мое пустое тело.
Какая-то грязь, рожденная в шкатулке. Какая-то безумная вонь — то ли дохлые жуки и личинки, то ли нечистоты, то ли все вместе. Я отталкиваю грязь, отталкиваю, но уже понятно, что, несмотря на сопротивление, она просочится в меня. Эта грязь — как гиена, которая вынюхивает слабости жертвы, поджидает подходящего момента, а потом впивается в горло. Грязь напитывает меня чернотой — я чернею целиком. И вообще я больше не я, а какая-то подделка самой себя. А может, эта подделка и есть истинная я? Да, так и есть.