Глаза у владыки Моса были черные-пречерные. Они изменили свой цвет под воздействием настойки или же были такими всегда?.. Альбинос не знал этого, да и не хотел знать. Как и все собравшиеся в покоях, он отвернулся, чтобы случайно не встретиться взглядом с князем. Только-только принявший своего зелья Мор становился невменяем. В таком состоянии он развивал бурную деятельность и был способен на самые страшные поступки. Примерно полдня он будет крайне возбужден, затем действие настойки ослабеет, князь станет безразличен ко всему, захандрит – и так до очередной порции зеленой дряни из глиняной бутылки.
Но так бывало, когда Мор пил разбавленную настойку.
А вот что будет, если он выпьет чистой дряни, Далю и прочим придворным, специально созванным в княжеские покои, еще только предстояло узнать.
Мор вскочил. Покачиваясь с пятки на носок, он встал посреди зала, стены которого были обшиты древним пластиком. Дыру в одной из панелей слуги уже завесили цветочным гобеленом. В руке князь держал кнут.
– Слушай, бледная поганка…
Даль вздрогнул. Меньше всего ему хотелось сейчас привлекать внимание князя.
– Мы, князь Мор, владыка Моса, приказываем… – речь князя из-за воздействия настойки стала невнятной, будто он говорил с набитым ртом. – Мы приказываем тебе, Даль, разослать всем сообщение.
У альбиноса появилось нехорошее предчувствие. Вот-вот случится нечто ужасное.
– Сообщи всем, кто должен знать… Ну, ты знаешь, кому… Сообщи, что полукровки готовятся к наступлению. Согласно данным нашей разведки все население по ту сторону границы спешно вооружается. Поэтому в течение трех… нет, двух дней чистокровные должны собраться под нашими знаменами и атаковать Минаполис.
Мор замолчал.
В зале стало тихо-тихо. Лицо командира личной охраны князя побелело. Генерал-воевода, высокий широкоплечий мужчина с едва наметившимся брюшком, у которого в подчинении было пять тысяч бойцов только в Мосе и по первому зову которого соберется в десять раз больше дружинников, схватился за левую сторону груди и принялся судорожно ее массировать. Казначей – низенький, худенький, похожий на увеличенную в разы крысу – раз за разом открывал рот, будто хотел что-то сказать, возразить князю, но, одумавшись, тут же захлопывал, а потом вновь открывал, потому что сказать надо было, но опять захлопывал, потому что говорить было страшно. О реакции на заявление князя придворных помельче рангом, вроде купцов и хозяев больших поместий за чертой города, и говорить не стоило, их мнение никого не интересовало.
Шумно выдохнув и вдохнув, Мор вновь заговорил:
– Мы тут подумали только что и вот что надумали. Ты, бледная поганка, сообщи еще, что отдельные диверсионные группы полукровок уже вторглись в наши земли. Одна такая группа уничтожила рыбацкий поселок неподалеку от Моса.
«Но ведь это ложь», – едва не вырвалось у Даля. Он ведь знал от Сыча, что поселок сожгли ратники, что князь даже похвалил следопыта за проявленное рвение в выявлении врагов государства.
Вместо альбиноса заговорил круглолицый купец по имени Рам, глава чуть ли не самой знатной семьи Разведанных Территорий:
– Князь, но ведь это ложь! Члены моей семьи торгуют во всех землях. Если бы на нас напали полукровки, мне обязательно сообщили бы. Князь, зачем ты втягиваешь людей в войну? Погибнут многие тысячи! – венчик рыжих кудряшек, окружающих лысину Рама, пропитался влагой. На лбу заблестели капли пота. – Опомнись, князь! Твой мозг одурманен, ты не ведаешь, что творишь!
В конце своей речи купец совершил ошибку – поднял глаза на Мора.
Мор только того и ждал – он взмахнул кнутом, и широкая полоса воловьей кожи с ржавым стальным шариком на конце рассекла круглое лицо Рама ото лба до подбородка. Вскрикнув, Рам прикрыл рану ладонями, и следующий удар кнута пришелся по пальцам. Удар был настолько сильный, что пальцы перерубило. Фаланги упали на устланный травяным ковром пол. Рам взревел, как недорезанный хряк, и упал перед князем на колени. Кнут вновь свистнул в воздухе. Даль пригнулся, чтобы не зацепило. Сын Рама, такой же круглолицый, как и его отец, с кулаками кинулся на Мора, но его сбил с ног командир охраны.
Владыка Моса зарычал.
На его губах пузырями вздулась пена, когда он хлестал кнутом поверженных отца и сына, пока те не перестали шевелиться. Придворные дамы одна за другой лишились чувств.
Отшвырнув кнут, князь повернулся к Далю и спокойно, как ни в чем не бывало, спросил:
– Нам показалось, ты что-то хотел сказать?
Не смея смотреть в черные глаза Мора, – почему тот до сих пор не надел свои солнцеочки?! – Даль мотнул головой.
– Тогда, бледная поганка, чего стоишь тут? Живее передавай наше послание.
Памятуя, что Мор не терпит, когда при нем отдаются во власть дара, Даль поспешил покинуть приемный покой.
В дверях он остановился. Его трясло.