Читаем Пусть об этом знают все полностью

Он сомкнул веки, пытаясь вдруг представить, что было бы, случись все иначе. Если б не был он таким идиотом… Если б выслушал ее, если б поверил…

Вспомнил поцелуй их. Не тот, что случился у окна в последний день. Потому что то было похоже на срыв, на безрассудство, на всплеск отчаяния, во всяком случае с его стороны. Нет, другой поцелуй. Там, в коридоре. У ее двери. Когда они будто оказались на всем свете совсем одни, по-настоящему одни. И это не пугало. Наоборот. Это дарило пьянящее чувство свободы и близости и не давало противиться вспыхнувшему притяжению.

Сколько раз он целовал чьи-то губы – не счесть. Но тот момент въелся в память, причем не просто, потому что было, а всеми ощущениями. До сих пор, спустя почти два года, он помнил чувственный изгиб ее губ, их податливую мягкость, тягучую истому внутри, головокружение…

И она отвечала, между прочим. Отвечала на его поцелуй и тогда, в коридоре, и потом, у окна. А еще выкрикнула в запале, что для нее имеет значение, с кем он…

Глупо, конечно, прикидывать, что было бы, если б не Артемовы козни и не его глупость, ибо история не знает сослагательного наклонения. Но воображение-то знает! И использует вовсю. И снова эта мягкость губ, дурманящая голову, захватила все мысли, а потом… Потом уж он представлял себе то, чего не было в помине, но могло бы быть. И было бы наверняка…

Как уснул, Максим сам не заметил, но спалось сладко. Хорошо, подумал утром, что никто не просек, где он сегодня ночь коротал.

За завтраком мать с отцом едва ли парой фраз перекинулись. Артем к столу вообще не спустился. Передал, что крепко занемог.

Отец фыркнул, обвиняюще взглянул на мать:

– Уж понятно, с чего он занемог. С сыном же твоим ушел… Как еще жив остался?…

Мать расстроенно потупилась. Максим же хмыкнул в ответ:

– Ну конечно. Все я, везде я, как всегда. И натрепать Алене про тебя тоже я его надоумил, да?

У отца тотчас вытянулось лицо. Он бросил на Максима быстрый, колючий взгляд, но ни слова больше не произнес.

Уже потом, после завтрака, мать упрекнула:

– Зря ты его дразнишь. Для него эта Алена как красная тряпка. Лучше, наоборот, молчать…

– Угу, ты вон всю жизнь молчишь, – раздраженно оборвал ее Максим. – А потом плачешь, что он тебя может из дома выставить.

– Это жестоко, – оскорбилась Жанна Валерьевна.

Максим поморщился. Вот в этом вся мать и есть. Сколько себя помнил, она вечно на что-то жаловалась, плакала по любому поводу, ныла, раскисала. А попробуешь ее взбодрить, совет дашь дельный, призовешь взять себя в руки и что-то сделать, а не просто страдать, так она сразу обижалась. Ей, сетовала она, нужны слова утешения, сочувствие, сопереживание, а не сухое руководство к действию. Максим этого и раньше не понимал, а сейчас – тем более. Какой толк – вместе ныть и охать?

– И ты зря напомнил, что это Артем ей проговорился. У меня ведь только на него вся надежда. Раньше я хоть уверена была, что из-за Артема Дима не станет разводиться. А теперь даже не знаю. Он так на него разозлился! Аж примчался к нам в поселок. Так орал на бедного, полночи орал, как будто он… Ну не знаю… Что-то очень ужасное совершил. Такие слова страшные выкрикивал, такие угрозы!.. Не посчитался даже с тем, что у папы инсульт. А теперь он с ним не разговаривает. Делает вид, что не замечает собственного сына! И плевать ему, что мальчику сейчас тяжело. Ты бы, Максим, поговорил с братом, поддержал как-нибудь?

– Обязательно поговорю, – пообещал он.

Мать вроде немного успокоилась, не обратив внимание на его тон, на выражение лица.

– Я надеюсь сейчас, что Дима перекипит и отойдет. Простит Тему. Сын же. Как не простить?

* * *

Разговор с младшим братом Максим решил отложить на потом, а пока… Пока у него предстояло дело поважнее. Он долго решался, прикидывал: стоит или не стоит? Даже сам удивился собственной неуверенности, обычно совсем ему несвойственной.

Если бы он всего лишь хотел увидеть Алену еще раз, не мельком и издали, а по-человечески, то, вполне возможно, он как-то переборол бы в себе это желание, понимая, что такая встреча ни к чему хорошему не приведет. Только душу себе растравит. Ведь скоро ему возвращаться в Калининград. А он до сих пор живо помнил, как изнывал от тоски первые полгода, с каким трудом выкарабкивался из тяжелой хандры. И повторения всего этого уж точно не хотелось.

Но теперь, когда узнал правду, захотелось… Даже не то что захотелось, возникла острая потребность поговорить с ней, объясниться, попросить прощения, пусть и запоздало. Ведь как бы ни мучился он тогда, ей-то во сто крат было хуже. После того поцелуя в коридоре он заверил ее, что теперь все будет иначе, что в классе ее никто обидеть не посмеет. А на самом деле… Максим еле слышно коротко простонал, будто у него болят зубы. Нет, извиниться перед ней необходимо. Потому что теперь вина, которая и так-то его точила порядком, буквально разъедала нутро. Ни о чем другом он даже думать не мог.

Перейти на страницу:

Похожие книги