Пусть это буду я

После недельного пребывания в городе этот маленький уголок природы внезапно показался ему настоящим раем. Он присел на корточки, чтобы понюхать розы, и вдруг среди зелени заметил светлый силуэт, скрывающийся от него за стволом дерева.

Медленно выпрямившись, он протер глаза, однако фигура не исчезла.

– Доброе утро, – сказал он негромко, словно его голос мог кого-то разбудить. – Вам тоже не спится?

Ему никто не ответил. Был ли это кто-то из обитателей дома или чужак, разобрать он не мог. Сделал несколько шагов навстречу, и силуэт пришел в движение, отступив еще глубже в зелень. Подстегиваемый любопытством, Коля бросился вперед и увидел удирающую девчонку в майке и шортах. Пробежав зигзагами между деревьев, она выскочила на дорожку и умчалась в сторону калитки. Но когда Коля добежал до подъезда, ее уже нигде не было. Если бы она вышла на улицу через ворота, то в утренней тишине он обязательно услышал бы скрип. Но было по-прежнему тихо, значит, девочка могла забежать только в подъезд, попасть в который без магнитного ключа невозможно, хотя Коля допускал, что, когда выходил, мог неплотно прикрыть дверь.

Лифт не шумел, но он отчетливо различил звук быстро удаляющихся по лестнице шагов.

– Ты где был? – Люся вышла в коридор на звук запираемой двери.

– Гулял.

– В клубе? – спросонья не поняла она.

– Нет. В сквер выходил. Уснуть не мог.

– А сколько времени?

– Половина пятого.

С тяжелым вздохом сестра поплелась назад в спальню.

– Ты когда-нибудь встречала в этом доме девчонку?

– Нет.

– А я сейчас видел.

– Во сне?

– В сквере.

– В половине пятого?

– Знаю, что это странно, но она правда была. – Коля дошел за сестрой до ее кровати. – Ты же мне веришь?

– Я всегда тебе верю, – сонным голосом пробормотала Люся, прикрывая глаза. – Даже если бы ты сказал, что видел носорога, все равно бы поверила.

– Я тебя тоже люблю. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб. – Сладких снов!

Потом пошел на кухню и выпил наконец воды.

По улицам уже вовсю шуршали ранние машины, а над крышами домов желтоватым сиянием поднималось солнце нового дня.

Глава 8

Люся любила рисовать, но не красками и не на планшете. Все ее рисунки – черно-белая графика. Небольшие и очень детализированные рисунки, как старые книжные иллюстрации, которые увлекли ее еще в далеком детстве, когда она таскала из бабушкиного книжного шкафа книги. Читать взрослые произведения девочке было скучно, а рассматривать картинки – интересно.

Первое время она пыталась их перерисовывать, добавляя новые детали: чашку на столе, птичку или элемент одежды, но постепенно стала делать зарисовки самостоятельно – обычные бытовые и домашние. Чуть позже появились фантастические декорации и сюжеты. Потом люди: прекрасные девушки, герои и чудовища. После природа – натуралистичная, но замысловатая: причудливые деревья, цветы, облака. Затем – города и деревушки, замки, домишки, индустриальная эстетика. Со временем люди стали более реалистичными и идеально прекрасными, с индивидуальностью и характером.

Она хранила десятки толстеньких изрисованных альбомов, но никогда не считала себя подающей надежды художницей и уж тем более никому не показывала свои работы.

Два дня они с Корги отлично проводили время, болтая и рисуя по заданию друг друга всякую всячину: саранчу, неандертальца, космический крейсер, креветку, то, что приходило в голову. Вместе рисовали монстра, пририсовывая ему каждый свою часть тела. Было весело. Оба забавлялись, и рисунки их носили шутливый характер.

Но, проснувшись на следующий день, она вдруг поняла, что хочет показать ему свои настоящие работы. В телефоне у нее хранилось около тридцати фотографий с теми, которые нравились ей больше всего.

– Привет! – На нем была белая льняная рубашка с закатанными рукавами и светлые джинсы. – Ты по делу?

– Ничего срочного; хотела, чтобы ты кое на что взглянул, но, если занят, можно и потом.

– Я не занят. Проходи!

По всей квартире растекался яркий аромат пионов.

Корги провел ее в просторную светлую комнату с двумя окнами.

Мебели, кроме высокого деревянного стула, на котором лежала стопка книг, и стола, заваленного коробками с художественными принадлежностями, тут не было совсем. Зато прямо посредине стояли три больших мольберта, и царило то, что можно было смело назвать полнейшим творческим беспорядком: валялись скомканные, изодранные альбомные листы, измазанные краской тряпки, кисти и высохшие палитры. На стенах хаотично висели разноцветные постеры, в углу вверх ногами торчала перевернутая табуретка, а на подоконнике в свободной позе разлегся парень-манекен.

В простенке между окнами, почти перед самым входом, висело разбитое на множество преломляющих отражение кусочков зеркало.

Люся недоуменно застыла на пороге.

– Это моя студия, – пояснил он. – Нравится?

– Здесь будто взрыв случился.

Корги сделал вид, что нахмурился, но уголки его губ поднялись в улыбке.

– Ты обращаешь внимание на ничего не значащие, пустые и абстрактные вещи, такие как, например, порядок, который, по сути, является исключительно субъективной категорией. – Он пнул ногой газетный комок.