Пусть будут все

Вячек сегодня сказал: когда К. подбегает и у нее из глаз выплескивается радость (так и сказал: словно из родника), я только в эту минуту знаю, ч т о есть радость, радость как доплатоновский эйдос, который я почти могу осязать”.

Это когда они только-только приехали из Торжка.

Опять эсэмэска! Не буду слезать со стула. Или буду? Господи, и телефон – городской.

Без одышки! Легко, весело. Осязать, радость, эйдос…

– Да! Да-да!.. Але? Але! Вас не слышно.

Это – он… Но, наверное, он не поверит.

– Я вас в самом деле не слышу! Перезвоните, пожалуйста.

За эти годы он прилетал в Москву дважды – и дважды звонил. И Лера вот так же алекала, а потом говорила: нет, вас не слышно. А он говорил: дуреха! Без обиды, без горечи – сострадая человеческой глупости как таковой. Но только это не глупость была, а ее незамысловатость, односложность… элементарность простого числа, не ведающего о том, что такое деление. Черно-белость и, да, видимо, все-таки глупость. И что же будет теперь, если он больше не позвонит?

Так, а что у нас на мобильном?

“Мамсик, машинка строчит? Есть креатив насчет ленты букета невесты”.

Утречко летело к черту… О господи, опять городской.

– Але, да? Да-да!

– Ты меня слышишь?

– Слышу, да.

– Ну привет.

(Какой у него напряженный голос. И у меня. Я даже не понимаю, как его называть.)

– Как дела? Ты чем-то расстроена?

– Да нет. Всё ничего.

– Только в русском возможны две фразы с двумя антонимами в каждой, и при этом смысл высказывания…

– Что-что? Не поняла.

(Зачем я так нервничаю? Что он сказал?)

– Да – нет. Всё – ничего. Антонимы. Крайности. Их аннигиляция… В общем, Россия. – Смешок.

(Он раньше так не смеялся. И Россию любил. Странною любовью, но все же…)

– Прости, я спросонья.

– Прости, что разбудил. Ты в курсе? У Ксеньки с Филиппом для нас с тобой есть задание. Филипп специально нашел ресторан с вай-фай…

– С чем? А, да… По-русски говорят “с вай-фаем”… Извини. Я скоро привыкну…

(Теперь – у меня дурацкий смешок. Почему он не называет меня по имени?)

– А как говорят по-русски: ай-пад или ай-пэд? Неважно. Дети решили, что мы с тобой будем в руках с этой штуковиной – каждый… Мы будем видеть друг друга по скайпу, слышать музыку и двигаться в такт.

(Говорит, как с ребенком… Решил, что я без него тут совсем поглупела!)

– “Танцует тот, кто не танцует, ножом по рюмочке стучит…”

– Лера, мы должны с тобой оговорить танец. Какой комфортней тебе?

(“Лера” – как сухой лист. Растер – и дымок… И что мне ему теперь – “Славик? Вячеслав”?)

Мобильный. И хорошо!

– Извини, у меня тут другой телефон… Подождешь или перезвонишь? Лучше перезвони! Только обязательно!

Что я сделала? Я прервала разговор. Международный! Разве это был разговор?

– Да, Ксеник! Я слушаю.

– Мам, ты получила? Я тебе скинула. Ну про машинку! Ну?

– А, да! Машинка в порядке. В отличие от меня… Шутка! Мне тут папа сейчас звонил.

– Ну?

– А что – нам с ним так уж и обязательно танцевать?

– Ну ты вообще! Ты меня реально убиваешь! Ты видела свадьбу без танца родителей? Филипп специально…

– С вай-фаем, я в теме… Только не нервничай… в такой день!

– А знаешь, какой день сегодня у папы?

– Рабочий?

– Его Джеки через месяц родит. А в Америке в последний день восьмого месяца – ну, типа в последний – приходят гости с подарками для ребеночка.

– Будущего? Но это очень плохая примета!

(Его Джеки родит. И он никогда не состарится…)

– Мамочка, там всё в шоколаде, дети рождаются, подарки приносятся с чеками, не пригодился – сдаешь в магазин… Между прочим, папа согласился танцевать – без вопросов, хотя у него сегодня забот, как ты понимаешь, выше крыши! Стих выучила? Смотри! Приеду – проверю!

Мы с ним в жизни танцевали от силы три раза. Он терпеть этого не мог! И как это будет технически? А что, если я упаду? Родители танцевали до упаду?! Она уже сказала “чмоки-чмоки”? А я – все это сказала или только подумала? Гудки. Так бывает только в моменты крайнего волнения, когда выпадают секунды, может быть, и минуты даже… Опять тетрадка в руках. А куда я дела мобильный? Опёнкина, ведь не похороны же, а свадьба! А в тетрадке, да, сочинение Воротниковой. Я же его и хотела – “Любовь и смерть в произведениях Андрея Платонова”.