П. Г. Виноградов (1854–1925) – формально историк-медиевист, но нельзя было быть в старой России историком, не будучи историком права, методологом, публицистом и критиком одновременно. Вот он и не был таким, а был синтетическим гуманитарным энциклопедистом, живой иконой европейского знания уже в конце XIX века. Вокруг него строили куры молодые оппозиционеры и революционеры, его личным секретарем был другой классик – М. О. Гершензон (пользуясь именно этим, П. Б. Струве заманивал Виноградова в свой марксистский журнал). Именно в переписке с классическим социал-либералом В. И. Вернадским Виноградов жестко провел грань между собой и проектом идеалистов в 1902 году. Планируя сам передать в «Проблемы идеализма» свою статью «О научном мировоззрении», которую высоко оценили С. Н. Трубецкой и П. И. Новгородцев,[4] Вернадский в письмах Виноградову выступил в защиту некоторого надпозитивного идеализма – и получил от него тяжеловесный афронт и подтверждение правоты едва ли не архаичного Конта вкупе с осуждением всяческого идеализма как скользкой дороги к мистицизму и политической реакции. Не случайно треть объема «Проблем идеализма» поглотила монография другого великого историка А. С. Лаппо-Данилевского – оного Конта преодолевавшая силами самого Конта. Вот гремучая смесь противоречий.
И трудна задача А. В. Малинова – написать книгу не об арьергардном бойце позитивизма, классике русской англомании, квинтэссенции мотивов и традиций, а – вопреки всему – написать бесконфликтный твердокаменный текст, притягивая за уши один хронологический пласт к другому (или, наоборот, глубокомысленно реферируя:
Внутри каждого раздела книги Малинова – практически вне эволюции и вне интеллектуального контекста выстроена якобы «внутренняя логика» виноградовского знания. Писатели так привыкли живописать «систему творчества Довнар-Запольского», что и мысли допустить не могут, что системы такой нет или что она родилась, да не устояла. Или что на каждый предмет у автора была своя система. «Вторя идее многофакторности и как бы продолжая ее логику, прогресс и тенденции исторического движения рассматриваются как развитие в одном направлении нескольких базовых социально-исторических характеристик… „Не будем придираться к «тенденциям… в одном направлении“, но разве во время Виноградова, начиная с его почти одногодка П. Н. Милюкова, кто-то думал иначе? Нельзя ж пропедевтику выдавать за систему, свой реферат – за чужую систему. У историков найти сформулированную систему непросто – особенно политически активных и позитивистски сдержанных.
И политическая «русская проблема» с ее апологией, страшно сказать, «великодушного идеализма» от Толстого и Вл. Соловьева – у ставшего классиком английской науки медиевиста Виноградова, вынужденного эмигрировать из России еще от царя, но от большевиков уже перешедшего в британское подданство, похоже, действительно легко отчленима от его науки.
Но чтобы именно Виноградов «открыл» такие виды исторической обстановки, как географию и этнографию… Сдается мне, исследователю мысли уже неприлично искренне верить в «самозаконную свободу творчества». И нельзя на полном серьезе полагать, что просто из пересказа конкретного исторического исследования, без герменевтики, можно изъять его «методологию», не рискуя здравым смыслом. Ведь не верит же автор, на самом деле, что признание Виноградовым исторического характера знания (в его время, в его науке) – есть часть его «концепции», что баланс «естественного» и «исторического права» – его изобретение или новое слово.
Боюсь, бронированный ползучим и непросветленным позитивизмом труд А. В. Малинова обречен стать библиографической ссылкой, а не книгой. Вот издали сейчас энтузиасты труды Виноградова[5] – изволь сошлись теперь на Малинова: не ссылаются, ибо не на что. Но читать это нельзя и пользоваться этим почти невозможно. Насыщенный цитатами текст – как лес, в шахматном порядке застроенный свежепосаженными деревьями: вроде все живое, но все не то. Виноградов сам заблудился бы и не узнал себя в этом лесу.
М. И. Ростовцев.