Пушкин и его современники

Были друзья недогадливее, которые понимали вещь лучше Бахтина. 7 сентября 1828 г. Катенин пишет тому же Бахтину: "Пушкин получил и молчит: худо; но вот что хуже: К. Н. Голицын, мой закадычный друг, восхищающийся "Старой былью" и в особенности песнью Грека, полагает, что моя посылка к Пушкину есть une grande malice; * если мой приятель, друг, полагает это, может то же казаться и Пушкину: конечно, не моя вина, знает кошка, чье сало съела, но хуже всего то, что я эдак могу себе нажить нового врага, сильного и непримиримого, и из чего? Из моего же благого желания сделать ему удовольствие и честь: выходит, что я попал кадилом в рыло. Так и быть, подожду еще, узнаю, наверно, через Петербург, в чем беда, а там думаю объясниться; я не хочу без греха прослыть грешником". [126] Видимое противоречие между тирадою о кошке, которая знает, чье сало съела, и тирадою об удовольствии и чести, оказанных Пушкину, объясняется просто: смысл "Старой были" направлен против Пушкина, а в "Посвящении" сделан отводящий подозрение комплимент. Катенин серьезно взволнован возможностью осложнений, хочет объясняться и подготовляет путь к отступлению. ** В следующем письме (16 октября) Катенин пишет: "Не знаю, что подумать о Пушкине; он мою "Старую быль" и приписку ему получил в свое время, то есть в мае, просил усердно Каратыгину (Ал. М.) извинить его передо мной: летом ничего не мог писать, стихи не даются, а прозой можно ли на это отвечать? Но завтра, завтра все будет. Между тем по сие время ответа ни привета нет, и я начинаю подозревать Сашиньку в некоторого рода плутне: что делать? подождем до конца. О каких мизерах я пишу! самому стыдно". [127]

* Злой умысел (франц.). - Прим. ред.

** Мнительность литературная, театральная, политическая Катенина может быть сопоставлена только с его резкой желчностью; ср. его просьбу, обращенную к Колосовой, не говорить ни слова о том, что он переводит "Баязета", Жандру и Грибоедову, его соратникам. Вероятно, эта черта была вызвана его ссылкою.

Здесь интересен ответ Пушкина, что прозой отвечать на "Старую быль" нельзя. Двупланная семантика "Старой были" требовала такого же двупланного стихового ответа. "Плутня Сашиньки" - вероятно подозрение, что Пушкин не отдаст в печать его стихов.

4 ноября снова: "Саша Пушкин упорно отмалчивается". [128]

Между тем Пушкин в первой половине декабря послал "Издателям Северных Цветов на 1829 г." для напечатания одну только "Старую быль", а вместо посвящения напечатал свой "Ответ Катенину". Катенин, возмущенный, пишет в марте 1829 г.: "...Не цензура не пропустила моей приписки Саше Пушкину, но... он сам не заблагорассудил ее напечатать: нельзя ли ее рукописно распустить по рукам для пояснения его ответа". [129] Из письма 7 апреля 1829 г. видно, что Катенин давал списывать эти стихи Каратыгину. [130]

Смысл "Ответа Катенину" был до сих пор неясен. Анненков пишет, что стихотворение "без пояснения остается каким-то темным намеком", и тут же сообщает любопытное известие: "Всего любопытнее, что когда несколько лет спустя Катенин спрашивал у него (Пушкина. - Ю. Т.): почему не приложил он к "Старой были" и послания, то в ответах Пушкина ясно увидел, что намеки на собратию были истинными причинами исключения этой пьесы. Так вообще был осторожен Пушкин в спокойном состоянии духа! * Осторожность была, как мы видели, естественна.

* Анненков. Материалы, стр. 57.

"Ответ" Пушкина был гневен и ироничен:

Напрасно, пламенный поэт,
Свой чудный кубок мне подносишь
И выпить за здоровье просишь:
Не пью, любезный мой сосед,
Товарищ милый, но лукавый,
Твой кубок полон не вином,
Но упоительной отравой:
Он заманит меня потом
Тебе во след опять за славой.
...Я сам служивый: мне домой
Пора убраться на покой.
Останься ты в делах Парнаса,
Пред делом кубок наливай,
И лавр Корнеля или Тасса
Один с похмелья пожинай.

Жившему ряд лет в изгнании Катенину Пушкин говорил:

Он заманит меня потом
Тебе во след опять за славой

(следует отметить характерное "опять" - воспоминание Пушкина о своей ссылке).

Еще ироничнее - ввиду тогдашней литературной перспективы - желание "убраться на покой" и пожелание остаться ему, Катенину, загнанному литературными врагами, в делах Парнаса взамен Пушкина.

И, наконец, обиднее всего был совет уже тогда много пившему Катенину:

Пред делом кубок наливай.

Конец язвительный: пожелание пожинать одному с похмелья лавр нищего Корнеля и сумасшедшего Тасса. (Вне семантической двупланности стихотворения имена Корнеля и Тасса могли бы сойти только за комплимент.)