Разумеется, не с молодыми "архивными юношами" любомудрами, для которых никогда не стоял во всей конкретной социальной глубине вопрос о позиции поэта по отношению к "светской черни", с одной стороны, официозно-журнальной - с другой, было связано такое стихотворение, как "Чернь". Оно было связано теснее и ближе всего с Кюхельбекером, давшим Пушкину прототип "высокого поэта" в Евгении Онегине; к этой позиции Пушкин, пересматривая вопрос накануне декабря 1825 г., склонялся; в пьесе "19 октября 1825 года" он называет Кюхельбекера "братом родным по музе, по судьбам" и дает поэтическую формулу:
ФРАНЦУЗСКИЕ ОТНОШЕНИЯ КЮХЕЛЬБЕКЕРА
Начало 20-х годов XIX в. было в Европе, а затем и в России, годами бурных революционных событий. Революция в Испании (а затем в Португалии), война Греции за независимость, убийство агента Священного союза Коцебу студентом Карлом Вандом - таковы были события, сделавшие слово "вольность" для молодых русских поэтов знаменем.
Путешествие поэта Кюхельбекера по Европе в 1820-1821 гг. почти совпадает со временем высылки его великого друга Пушкина на юг. Совпадение не случайное. Пушкин писал убийственные эпиграммы на всесильного Аракчеева, ода его "Вольность" ходила по рукам; однажды в театре он показывал портрет Лувеля, убийцы герцога Беррийского, с надписью: "урок царям". [1] Его собирались сослать в Сибирь, заточить в Соловецкий монастырь. В конце концов 6 мая 1820 г. его выслали из Петербурга на юг, в Екатеринослав.
Его друг и лицейский товарищ Кюхельбекер, также "зараженный вольностью", вел себя гораздо тише; был членом литературных обществ, насаждал ланкастерскую систему обучения, [2] много печатался, воспитывал мальчиков (среди них будущего композитора Глинку). "Вольности" он был предан давно: еще в лицее чтением его были Руссо, швейцарский философ времен Французской революции Вейсс, Шиллер.
Пушкин был выслан 6 мая. Непосредственно за этим Кюхельбекер прочел в Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств стихотворение "Поэты", вскоре затем напечатанное.[3] Оно прославляло возвышенных поэтов, а кончалось открытым воспеванием высланного Пушкина [4] и отданного в солдаты за проступок Баратынского. В стихах говорилось о Ювенале, в суровой руке которого "злодеям грозный бич свистит" и перед которым "власть тиранов задрожала". Тотчас же на поэта был подан донос министру внутренних дел, [5] в котором, кроме чтения и напечатания возмутительных стихов, инкриминировалось Кюхельбекеру, что он в обществе "приватно называл государя Тиберием". Кюхельбекер хотел было скрыться куда-нибудь подальше, например в Дерпт, где надеялся в университете занять кафедру русского языка, как вдруг подвернулся счастливый случай.
Вельможа, богач и меценат, знаменитый острослов, знаток музыки и живописи А. Л. Нарышкин искал секретаря для ведения корреспонденции на трех языках, для поездки за границу. Ему рекомендовали для этой цели поэта Дельвига, но Дельвиг не поехал и рекомендовал своего друга Кюхельбекера. Родителей Кюхельбекера Нарышкин хорошо знал по царствованию Павла (отец Кюхельбекера был первым директором Павловского - личного имения Павла еще в бытность его наследником); об этом свидетельствуют поклоны в письмах Кюхельбекера из-за границы к матери: принципал никогда не забывает ей поклониться.