* Степень его политической близости с Рылеевым сказывается, например, в письме к Рылееву, опубликованном П. Г. Георгиевским ("Декабристы". Л., изд-во "Прибой", 1926) и не поддающемся окончательной расшифровке вследствие условного языка.
Насколько общею жизнью жил Кюхельбекер с Туманским в Париже - видно из одного незначительного факта: на них обоих произвела большое впечатление в Лувре картина Жироде, вызвавшая стихотворение Туманского и через много лет, уже в Сибири, припомнившаяся Кюхельбекеру, который также посвятил ей стихотворение. [33]
Таким образом, призыв Туманского прекратить литературные разногласия и соединиться не только узами таланта, но и узами одинаких правил в его устах имел совершенно определенное политическое значение, одинаково понятное как для него, так и для Кюхельбекера.
Из отдельных мест письма интересно упоминание, что переписка между Туманским и Кюхельбекером была вынужденно прекращена "неожиданною изменою Кюхельбекера черкесу-Ермолову" и "долгим уединением в Смоленской губернии" и о "ссоре с русским Саладином" (Кюхельбекер был удален с Кавказа Ермоловым); обстоятельства удаления Кюхельбекера с Кавказа, причины его дуэли с H. H. Похвисневым и ссоры с Ермоловым до сих пор далеко еще не выяснены. Характерно прозвище Саладин, данное Кюхельбекером Ермолову. Саладин (1137- 1193), бывший визирем в Египте последнего халифа из династии Фатимидов, объявил Египет независимым, отложился и сделался неограниченным египетским властителем; завоевав Сирию и Дамаск, принял титул султана; завоевал Иерусалим. Нетрудно понять, почему Кюхельбекер назвал Ермолова, правившего Кавказом, именем отложившегося от халифата египетского властителя. Следует заметить, что в листке с записью парижских впечатлений - одновременно с записью о Туманском - встречается запись о встречах с Лангле. Лангле (Langlиs, Louis-Mathieu) - видный парижский ориенталист, занимавшийся между прочим в это время и эпохой Саладина.
Интересен самый факт прекращения переписки во время "уединения в Смоленской губернии", которое, несомненно, было вынужденным, аналогичным ссылке Пушкина на юг.
Имена Жерома, Фанни, Лимперани остаются невыясненными и, по-видимому, связаны с персонажами общего путешествия по Западной Европе. Имя m-me Смит могло бы принадлежать и более раннему периоду знакомства Туманского с Кюхельбекером - лицейскому: так звали молодую вдову, родственницу Энгельгардта, жившую у него и принимавшую деятельное участие в лицейском "салоне" Энгельгардта. (Ср. Стихотворение Пушкина "К молодой вдове", 1816). Упоминаемый в письме Вяземский в этот период (1823-1824) деятельно заботился о судьбе Кюхельбекера. О нем Кюхельбекер пишет в письме к матери из Москвы от 5 августа 1823 г.: "Le prince Viasemsky poиte semble me vouloir du bien". * См. также переписку Вяземского с женой летом 1824 г. (Остафьевский архив, т. V). С. Е. Раич, поэт, учитель Тютчева и один из руководителей группы молодых московских поэтов-любомудров, член Союза благоденствия, был в 1823 г. в Одессе. Есть упоминание о нем в письме Пушкина к брату из Одессы от 25 августа 1823 г., непосредственно вслед за упоминанием о Туманском. [34]
* "Поэт князь Вяземский кажется желает мне добра" (франц.). - Прим. ред.
Участие Пушкина в написании письма выразилось, очевидно, не только в примечании. Полная тождественность литературных мнений, мнение о Шихматове, даже характерное для пушкинского круга по словопроизводству словцо "очеченился", наконец совпадение письма с письмом Дельвига, - все это доказывает, что письмо Туманского есть на деле письмо Туманского и Рушкина. Более же всего это доказывает пушкинская приписка.
Вспомним, что письмо написано 11 декабря 1823 г., в самом исходе длительной ссоры друзей (письмо Пушкина брату с резкой критикой стихов Кюхельбекера датировано 4 сентября 1822 г., а к исходу 1822 г. относится письмо Дельвига - попытка примирения). В этих условиях приписка эта, конечно, была предложением мира. Предложение это, как мы видели, было принято, и в начале 1824 г. отношения, и дружеские и литературные, возобновились. Таков смысл приписки. Повторим цитацию:
"Спасибо тебе, друг мой Вильгельм, за память твою обо мне: я всегда был уверен, что ты меня любишь не от делать нечего, а от сердца..."
К фразе "от делать нечего" Пушкин делает приписку: "Citation de mon nouveau poиme. Suum cuique" ("Цитата из моей новой поэмы. Каждому - свое").
"От делать нечего" - это последний стих XIII строфы главы второй "Евгения Онегина":
Вторая глава "Евгения Онегина" окончена 8 декабря, ночью; под строфой XVI в рукописи имеется помета: 1 ноября; таким образом, письмо написано всего три дня после окончания главы и под непосредственным впечатлением ее чтения.