Читаем Пушкин и его современники полностью

Это свидетельство из круга Вальховского (и Малиновского) дает понять, насколько различны были не только два директора и два направления лицейского воспитания, но и насколько различны были группировки внутри лицея. Опубликование архивов поможет выяснить всю степень лицейского антагонизма и разности; но приведенный документ достаточно удостоверяет враждебность обоих направлений (сравнить хотя бы лицейские взгляды времени Энгельгардта на женщину как средство "карьеры" (Горчаков) и энгельгардтовские вечеринки, которые должны были приучить к развязности, с приведенным выше изречением Малиновского о женщинах, морально-пиетистического характера).

Энгельгардт был давнишним знакомым и свойственником семьи Ломенов, отец его был соседом по имению Ю. Я. Кюхельбекер и помогал ей в делах (аренда казенной земли в Лифляндии) (письмо матери к Кюхельбекеру от 11 марта 1817 г.); старые семейные балтийские связи делали Энгельгардта лично близким семейству Кюхельбекеров. Отношения с Энгельгардтом Кюхельбекер сохранил и по выходе из лицея. Но вот что он пишет об Энгельгардте в письме к матери от 10 июля 1833 г. из Свеаборгской крепости:

"Он всегда будет для меня незабвенным: я довольно долго (wohl einige Zeit) был несправедлив к нему, неблагодарен, но он знает, что тогдашнее мое поведение, направленное против него, проистекало не из моего сердца, но что меня настраивали. Он был мой воспитатель и никогда не относился ко мне несправедливо, даже тогда, когда я тяжело перед ним провинился".

Факты, о которых Кюхельбекер вспоминает, дают основание причислить и его к лицейской "оппозиции" Энгельгардту.

К оппозиции этой, как мы видели, принадлежал Вальховский. Если судить по отзывам Энгельгардта о лицеистах и полному отсутствию отношений по выходе из лицея - к ней в сильной степени принадлежал Пушкин; примыкал к ней и Кюхельбекер.

Этому как нельзя более соответствует то обстоятельство, что в письме к Кюхельбекеру от 24 января 1823 г. Энгельгардт выговаривает ему: "Письмо твое, друг мой Вильгельм, я получил, и если, с одной стороны, мне очень приятно было видеть, что ты, наконец, вспомнил обо мне, то, с другой стороны, было очень досадно, что ты вспомнил не обо мне, не о Егоре Антоновиче, не о старом директоре и друге, а о каком-то чужом человеке, которого при каждом слове величаешь превосходительством. Если б я не знал твое доброе сердце, то я мог бы принять и титул этот и все письмо твое за колкость". *

* "Русская старина", 1875, июль, стр. 362.

Таким образом, реальный анализ отношений устанавливает, что Энгельгардт вовсе не является тем основоположником лицейского духа, тем "genius loci",* каким котел себя считать и каким считала его позднейшая лицейская историография.

При этом для некоторой группы лицеистов едва ли не важнее обоих периодов - Энгельгардта и Малиновского - был еще средний период безначалия или "междуцарствия". Если принять во внимание важность внелицейских отношений Пушкина этого периода (гусарские полки, стоявшие в это время в Царском Селе, - Каверин, Чаадаев, Н. Раевский) и его отношение к лицейским "вольностям", придется отнести его именно к этой группе.

Из времена безначалия сохранились любопытное письмо Кюхельбекера к сестре. Письмо написано по-немецки и носит пометку: 19 августа. Датируется 1814 г., так как в Царском Селе царь, о котором упоминается в письме, мог быть только в августе 1814 г.: летом 1815 г. он был за границей.

"Тебе, пожалуй, представится странным, если я скажу, что мы - мы в лицее - ведем очень рассеянную жизнь, быть может, это кажется только в сравнении с нашей предшествующей монашеской жизнью. Теперь нам разрешается гулять одним со своими родителями, нас часто приглашают к обеду профессора или инспектор; - все это еще не рассеяние. Но так как у нас нет директора, а один из наших профессоров оставил нас по болезни, ** другие же часто прихварывают, и теперь никаких предметов дальше не проходят, а ввиду предстоящего публичного экзамена, повторяют - ты можешь убедиться, что в нашей республике царствует некоторый беспорядок, который еще умножается разногласиями наших патрициев. Дай бог, чтобы скоро дали нам директора; говорят о разных, между прочим и о Григории Андреевиче Глинке, который, однако, и слышать об этом не хочет".

Таким образом, единого лицея не было; ложное единство лицейской истории первого выпуска создано традицией. Период Малиновского больше всего повлиял на Вальховского и отчасти Кюхельбекера и Пушкина, период "междуцарствия", может быть, больше всего отразился на Пушкине, Пущине, Кюхельбекере - каждом по-своему, а период Энгельгардта образовал "cavaliers galants" и "chevaliers servants" - Горчакова и Корфа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии