Пушкин и его современники

«Меня только что прервали, — и если бы ты знала, каким образом! Представь себе, что дядя вошёл в комнату, в которой я писала, и во что бы то ни стало хотел прочесть моё письмо: уже давно он меня мучит по этому поводу, но я не хотела исполнить его желание. Тут я побежала за ним, вся в испарине, так как пустила в ход все свои силы, чтобы вырвать у него из рук это несчастное письмо, которое всё измялось при этом. Наконец он сам отдал мне его и сказал мне серьёзно, что никогда бы не имел низости прочесть его, но что хотел только помучить меня немножко и, увидев мой ужас, воспользовался этим, чтобы позабавиться на мой счёт. Затем он мне сказал: •„Верно это война будет описана“• (и он не ошибся!); он утверждает, что я тебе напишу: •„Ах, ma chère, что я тебе расскажу!• В какое волнение поверг меня толстяк-дядя!“ Мы много вчера говорили с ним о тебе, и он велел мне сказать тебе, что он принадлежит к числу твоих поклонников, так как я рассказала ему, что ты не любишь золотой середины, а так как он также стоит за крайности, то это ему и нравится; затем он сказал, что не любит тех, кто всегда „на земле“, но что нужно парить, как он выражается, чтобы ему нравиться; поэтому-то он и удивляется тебе, что ты также любишь парить — не правда ли? Этот упрёк делала тебе всегда и мадам Шрётер. Я могу теперь сказать ему ещё нечто, что окончательно сделает тебя очаровательною в его глазах: это — что ты не любишь мадам Жанлис (а он её терпеть не может)… Из того, что я тебе рассказала о дяде, — надеюсь, ты получила о нём представление. Он очарователен. Всё, что он говорит, исполнено ума; он имеет особенный талант рассказывать; его рассказы всегда кратки, но энергичны и очень остроумны; я не могу дать тебе о них ясное представление, — нужно слышать его самого, чтобы знать, что это такое; ты бы много смеялась, если бы была здесь. Он часто говорит мне по поводу тебя: •„Зачем ты её сюда не привезла?“• Тётушка также очень любит тебя… Дядюшка хочет меня уверить, что он распечатает моё письмо, когда я передам его ему для отправки на почту, что он его прочтёт, так как я не хочу ему дать твоего письма, и даже что он припишет к нему несколько строк, которых он мне не покажет; но я прекрасно знаю, что он шутит, так как он дал мне честное слово, что не будет читать твоего письма, если бы даже я положила его на столе; он говорит также, что советует тебе не адресовать твоих посланий на его имя, так как он сделает вид, что не заметил, что внизу стоит •„а вас прошу“• и т. д., и что он распечатает пакет. У него в доме живёт некий англичанин, над которым он часто потешается[315]. Представь себе, что за обедом вчера он поставил перед ним солонку с сахаром, зная, что тот кладёт много соли во всё, что он ест; как только ему подали тарелку супу, он не преминул положить в неё обычную порцию соли, — и каково же было его удивление, когда он попробовал суп! Затем дядя выслал за чем-то на минуту казачка, присутствовавшего при этой сцене, и во время его отсутствия снова положил в солонку соль, а когда малыш вернулся, он сказал ему: •„Ванька, хочешь соли? дай я тебе в руку насыплю и съешь при мне“.• Тот, думая, что солонка всё ещё наполнена сахаром, с радостью принял предложение — и проглотил достаточное количество соли, чтобы сделать страшнейшую гримасу, которая заставила нас много смеяться. Вот образчик шуток моего дорогого дядюшки; но это ничто в сравнении с умными и забавными вещами, которые он заставлял нас ежедневно слушать…»