Подробную, хоть и одностороннюю характеристику Пассека даёт в своих, приводимых ниже, письмах к подруге С. М. Салтыкова; из них же видно и отношение Пассека к своей жене, Наталье Ивановне. Последняя происходила из большой помещичьей семьи Олениных, той же Смоленской губернии[302], и была в родстве со многими местными семействами; так, например, Каховский, как мы указали, приходился ей двоюродным братом: Н. И. Пассек была дочерью Ивана Михайловича Оленина, а Каховский — сыном его сестры — Настасьи Михайловны, бывшей замужем за смоленским помещиком, коллежским асессором Григорием Алексеевичем Каховским. Декабрист Иван Семёнович Повало-Швейковский был тоже её кузеном, будучи сыном брата её матери, Анастасии Ивановны, — Семёна Ивановича Повало-Швейковского; таким образом, декабрьские события 1825 г. должны были тяжело на ней отразиться. Она, однако, прожила довольно долго вдовою и умерла в конце 1842 г. в Яковлевичах[303]. Превосходный профильный портрет её, равно как и два портрета её мужа, П. П. Пассека, исполненные гравюрой и литографией, можно видеть в прекрасном издании А. В. Морозова «Каталог моего собрания гравированных и литографированных портретов»[304].
III
Наконец, нам надлежит сказать и о самой героине переданного ниже романа — о Софье Михайловне Салтыковой. Она на год или на два была младше своего брата Михаила, в 1824 г. бывшего ольвиопольским гусаром, и родилась 20 октября 1806 г. Мать свою она потеряла, как мы видели, в 1814 г., будучи совсем ещё маленькой девочкой; воспитание и образование закончила она в петербургском женском пансионе девицы Елизаветы Даниловны Шрётер, помещавшемся на Литейном проспекте[305]. Одним из её преподавателей здесь был Пётр Александрович Плетнёв — известный писатель, поэт, друг Дельвига и Пушкина, впоследствии профессор и академик; Плетнёв с большим расположением и, кажется, не без сердечной нежности относился к своей даровитой и симпатичной ученице, дочери почётного члена «Арзамаса»; она, в свою очередь, питала к нему чувства дружеского уважения, очень любила его уроки, и ему, по-видимому, была обязана развитием большой любви к словесности вообще и к русской — в особенности. Пушкин был для неё кумиром, — по крайней мере, судя по её письмам, она знала наизусть всё, что он успел написать к 1824 г.; от Плетнёва она знала и о Дельвиге и Боратынском, о Рылееве и Бестужеве, помнила наизусть их произведения, с жадностью узнавала новые… Их имена и произведения, как увидим ниже, часто мелькают в цитируемых нами письмах её к пансионной подруге[306] — Александре Николаевне Семёновой.
К сожалению, Плетнёв не оставил нам отзывов о своей ученице и жене своего нежно любимого друга Дельвига, хотя Софья Михайловна и впоследствии изредка поддерживала с ним переписку[307]. Облик её выяснится для читателя из того, что мы расскажем о ней в конце настоящего очерка, теперь же не будем упреждать впечатления, получающегося о ней от чтения её писем. О главном герое романа — П. Г. Каховском — мы здесь также не распространяемся: подробности его жизни многим читателям известны из живо написанной и ещё не так давно переизданной работы П. Е. Щёголева об этом декабристе-романтике[308]; некоторые данные о нём мы, однако, сообщили уже выше, а сведения о разных других лицах, упоминаемых в письмах С. М. Салтыковой-Дельвиг, приводим попутно, в ссылках. Укажем здесь ещё, что все вообще письма Софьи Михайловны писаны по-французски; встречаются лишь немногие отдельные места, изложенные по-русски[309]; это большею частию её разговоры с Каховским и письма последнего.
Переходя теперь к этим письмам, скажем, что они начинаются письмом от 9 июня 1824 г., уже по приезде в смоленское имение П. П. Пассека; приводим начало его.
Крашнево. 9 июня 1824
Дорогой друг! Вот наконец я и прибыла в знаменитое Крашнево, где нахожусь уже с позавчера, т. е. с 7 числа сего месяца. Я была в восторге от того, что окончила путешествие, которое было более чем неприятно, но теперь должна сознаться, что я предпочла бы быть в дороге, чем оставаться здесь. Вот, дорогой друг, тот крест, который я так просила у Иисуса: он дал мне его, наконец: на сердце у меня так тяжело, что я не знаю, что говорю, — пишу тебе непоследовательно, мысли у меня путаются до крайности; постараюсь, однако, привести их в порядок и рассказать тебе о моём путешествии от начала до конца.