Пушкин и его современники

Войдя в обычную житейскую колею, Софья Михайловна снова сообщала подруге о текущих событиях:

«Я видела г. Плетнёва две недели тому назад. Я отправлюсь повидать его в ближайший вторник и передам ему твоё письмо. Он всегда просит меня показывать ему письма, которые ты пишешь мне, и обещает не читать тех мест, которые я не захочу сообщать ему, я не смею уступить его просьбе, не посоветовавшись с тобой, и хотя мне придётся долго ожидать твоего ответа, я предпочитаю это, чем сделать нечто, что, может быть, тебе не понравится; в ожидании я постараюсь увернуться от настояний г. Плетнёва или сделаю вид, что забыла твои письма; я покажу ему некоторые из них; я могу это сделать даже не имея твоего мнения об этом, но он хочет непременно прочесть их все. — Ты говоришь мне о сочинении Штиллинга, которое ты теперь читаешь: я знаю его хорошо понаслышке: Черлицкий[387] очень хвалил мне его и хочет мне его достать. Я сказала эту, что ты читала эту книгу, и он поручил мне передать тебе тысячу приветов и сказать, что он очень доволен тем, что ты занимаешься подобным чтением, и что он просит Бога, чтобы оно произвело на тебя то действие, которое оно должно произвести. Он дал мне одну книгу в том же роде, под заглавием: „Das Ende commt, es commt das Ende“, которая, по его словам, очень хороша. Я только что её начала. Автор этого сочинения думает, что конец света очень близок, и доказывает это довольно наглядным образом, по знамениям, которые Иисус Христос указал нам, как предтечи этой великой катастрофы; некоторые из них уже проявились и, по всем признакам, другие не замедлят осуществиться, и мы, может быть, вскоре увидим пришествие Антихриста…»[388]

«Я читала твоё письмо к г-ну Плетнёву, — читаем в письме от 4 января 1825 г., — не гневайся, — потому, что я уверена, что он мне сообщил бы его… Завтра вторник, однако я его не увижу, так как будет праздник; но я знаю, что он должен быть в Институте[389] в среду, — и туда я и пошлю ему твоё письмо. •К Новому году (1825) вышли „Северные цветы“, изданные Дельвигом; там не очень много хорошего, однако ж довольно, но менее, нежели я ожидала. Также и вздору довольно. Остроумный князь Вяземский иногда врёт, Загорский, Григорьев, Туманский, — всё это дрянь, — ты их знаешь. Отрывки из „Евгения Онегина“, „Мотылёк и цветы“ Жуковского помещены там.• Есть прекрасная проза Плетнёва: •Письмо к Графине С. — (не знаю, кто это)[390] — о Русских поэтах; Дашкова — прекрасный отрывок из его путешествия по Греции.• Между стихами много таких, которые мы уже знаем, например: •„Измена“ Плетнёва; „Улетает, улетает, легкокрылая мечта“; „Разлука“ его же: „Я знал её как первый луч“ и т. д. и ещё его стихи: „Покой души, забавы ожиданья, счастливые привычки юных лет“. Помнишь ли? Кажется это у тебя в альбоме написано. — Пушкина Демон: В те дни когда мне были новы и пр.• Есть также красивые стихи Пушкина, Боратынского, Плетнёва, русские песни Дельвига, одна хорошая вещь Вяземского; Рылеева — нет ничего; милые басни Крылова, а остальное — мелочи. Есть одна Идиллия Дельвига, которая заставила бы меня покраснеть, если бы её мне прочёл какой-нибудь мужчина; к счастью, папа прочёл её один, и теперь я боюсь, чтобы Плетнёв не заговорил со мной о ней: я скажу ему, что я её не читала»[391].

В другом письме мы снова встречаем упоминание о двух лицах, имеющих прямое отношение к Пушкину: об А. О. Геннингс и о графине Е. М. Ивелич.

«Александрина Геннингс, — читаем в письме от 2 ноября 1824 г., — сделалась ещё более легкомысленною, чем была раньше; она ежеминутно делает новые знакомства, которые очень мне не нравятся. Она, между прочим, сошлась с одною графинею Ивелич, которая больше походит на гренадера самого дурного тона, чем на барышню. Что за походка, что за голос, что за выражения! К тому же она нюхает табак и курит, когда никого нет; она приносит свою трубку к Александрине и выкурила пять или шесть трубок при мне в течение одного вечера. Какова девица? Соломирский, которого ты должна хорошо знать по отзывам Марии (нрзб), тоже часто бывает у Александрины: это один из величайших фатов, каких я только видела; по крайней мере, однако, он с талантами, и прекрасный музыкант. У Саши теперь две близкие подруги, — это: Варенька Клейнмихель и её кузина, девица Титова, с которою она познакомилась два или три месяца тому назад. У неё уже есть кольцо с тремя руками и следующею надписью: „unies pour l’éternité“[392]. Я с трудом удержалась от смеха, когда она мне сказала, что это руки Вареньки, Титовой и её: нет ничего смешнее этих подруг Саши, которых она меняет, как башмаки».