Пушкин

Общение с Николаем Тургеневым оказало сильное влияние на Пушкина и оставило глубокий след в его развитии. Во многом он, несомненно, воспринял воззрения своего старшего друга. Политические эпиграммы первого петербургского трехлетия Пушкина, гражданские стихи о царизме и крепостничестве в значительной степени вдохновлялись беседами с этим крупным государственным умом. Летучие и острые сатиры Пушкина на Аракчеева и Голицына, Стурдзу и Фотия словно продолжали высказывания или записи Николая Тургенева, в которых под видом резкой сатиры уже выступали «наши паяцы самодержавья, министры и секретари, генералы и полковники, дворяне и архиереи, мистики и камергеры…»

От Николая Тургенева Пушкин узнал новейшие экономические теории, о которых вскоре упомянул в своей характеристике современного героя. Маркс и Энгельс отметили интерес Пушкина к политической экономии и сослались на известную строфу «Онегина» об Адаме Смите[20].

У Тургеневых 28 июня 1817 года Пушкин познакомился с необычной личностью — в очках, щегольском фраке и с пробковой ногой. Это был его сослуживец по Коллегии иностранных дел, советник и камергер Николай Иванович Кривцов. Раненный в руку под Бородиным и потерявший ногу под Кульмом, он служил в парижском посольстве, объездил крупнейшие страны Европы, общался с виднейшими учеными и писателями — Бенжаменом Констаном, г-жей Сталь, Гёте, Гумбольдтом, Талейраном. Служба в царской дипломатии не мешала Кривцову быть убежденным республиканцем и атеистом, он ждал новых революций и надеялся, что в России «дело будет сделано лучше, нежели во Франции». Пушкин с первого взгляда пленился этим своеобразным характером и вскоре начал посвящать ему свои стихи.

Почти одновременно с Пушкиным в Коллегию иностранных дел поступил молодой Грибоедов. Вскоре они встретились в петербургском обществе. «Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году, — вспоминал впоследствии Пушкин. — Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, — все в нем было необыкновенно привлекательно…» Пушкин здесь намекает на трагическую осеннюю историю 1817 года — «дуэль четырех», во время которой погиб молодой кавалергард Шереметев. Грибоедов был одним из участников этой петербургской драмы, разыгравшейся из-за «первой пантомимной танцовщицы» Истоминой, вскоре увековеченной в онегинской строфе. Этот кровавый эпизод произвел сильное впечатление на Пушкина (в середине тридцатых годов он собирался разработать его в повести «Две танцовщицы»).

Венский конгресс (1814–1815).

В центре группы Меттерних и К. В. Нессельроде.

Фрагмент с гравюры по картине Изабе.

По выходе из лицея Пушкин сейчас же знакомится с крупным поэтом Гнедичем. Они встречаются у Тургеневых и в театре, где постоянно бывал этот теоретик сцены, ценитель и критик драматических талантов. Обезображенный оспою, с вытекшим глазом, «вовсе невзрачный собой», как говорили современники, знаменитый переводчик «Илиады» сохранял в толпе торжественный вид подлинного служителя муз.

На одном из спектаклей с участием Семеновой Пушкин сидел в партере рядом с Гнедичем, учителем знаменитой трагической актрисы. Перед ними занимал свое обычное место штабс-капитан Преображенского полка Катенин, человек небольшого роста, с быстрыми движениями и живой речью. Он пользовался репутацией первоклассного знатока поэзии и сцены.

В антракте между трагедией и водевилем переводчик Гомера подвел своего соседа к знаменитому театралу.

— Вы его знаете по таланту, — обратился Гнедич к Катенину, — это лицейский Пушкин.

Новые знакомые обменялись приветственными и взаимными выражениями сожаления, что предстоящие обоим разъезды заставляют отсрочить их сближение.