Пушкин

К концу года в «Вестнике Европы» появилась ода Жуковского «Певец во стане русских воинов», получившая значение национальной песни. В следующем году она вышла тремя отдельными изданиями с примечаниями Д. В. Дашкова. Интересен был самый тип новой оды, построенной драматургически в виде речи певца, сопровождаемой хором воинов и выраженной плавным и мелодическим стихом, облекающим в краткие формулы исторические характеристики героев. Ермолов, Милорадович, Воронцов, Орлов-Давыдов и особенно Раевский — вся эта плеяда современников получала в стихах Жуковского некоторый исторический ореол. На молодого поэта должны были произвести впечатление отдельные строфические похвалы героям прошлого — Святославу, Дмитрию Донскому, Суворову, Петру I.

И ты, наш Петр, в толпе вождей.
Внимайте клич: Полтава![10]

Пушкин, несомненно, был увлечен этой одой нового стиля. В 1814 году он обращается к Батюшкову:

С Жуковским пой кроваву брань
И грозну смерть на ратном поле

Отголоски «Певца во стане русских воинов» довольно явственно различимы в некоторых стихотворениях лицейского периода, как «Воспоминания в Царском Селе», «Наполеон на Эльбе». Возможны и позднейшие реминисценции (например, в эпилоге «Кавказского Пленника»).

Двенадцатый год впервые вызвал в Пушкине живое и конкретное представление о героическом народе, к которому он принадлежал и которому был призван служить своим словом Международная драма обращает Пушкина к творческому осмыслению событий политической современности. Патриотический подъем 1812 года вызвал в поэзии Пушкина интерес к батальной тематике, а в его личной жизни влечение к военной деятельности:

От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы… —

писал он несколько позднее К 1815 году относится его известное признание: «Трепещет бранью грудь моя — При блеске бранного булата…» Позднейшие строфы поэта о Наполеоне и Кутузове, пожаре Москвы и взятии Парижа неизменно восходят к этим впечатлениям лицейских лет. Уже на школьной скамье автор «Делии» и «Блаженства» открывает новый источник поэтических вдохновений в сжатых и насыщенных до предела документах военного времени, отражавших всенародные бедствия и подвиги. Беспечный ученик Парни начинает перестраивать свою мелодическую лиру в созвучии с грозными голосами эпохи и впервые вступает на путь политической поэзии.

XI ШУТЛИВЫЕ ПОЭМЫ

Интерес Пушкина к театру, возникший в обстановке домашних спектаклей в Москве, получил неожиданную пищу в его лицейские годы. Школьные спектакли под руководством гувернеров не привлекали Пушкина к участию в них (в отличие от своего отца и дяди, он никогда не выступал на сцене), но он охотно посещал единственный царскосельский театр, принадлежавший графу Варфоломею Толстому.

Этот меценат был владельцем крепостной труппы, оркестра и хора. Его домашний театр предлагал вниманию зрителей преимущественно камерные оперы. Свои впечатления от «Севильского цирюльника» Паизиелло и отечественного «Мельника» Аблесимова Пушкин отразил в двух ранних стихотворениях, вызванных игрою одной из крепостных примадонн Толстого — актрисы Натальи, восхищавшей зрителей своей благодарной сценической внешностью.

Юная исполнительница арий и монологов стала предметов раннего увлечения Пушкина. Он с отроческой откровенностью высказал его в своем «Послании к Наталье». Но лицеист младшего курса едва ли представлял интерес для актрисы царскосельского театра. Это вызвало ответное разочарование и привело молодого поэта от хвалебного посвящения к трезвой критике.

В стихотворении «К молодой актрисе» он дает свою первую театральную рецензию. Ссылаясь на высокий образец трагедии — знаменитую Клерон, которую русские театралы XVIII века считали «непогрешительно правильной», — он детально разбирает исполнение крепостной артистки: голос, мимика, жест, манера пения, интонации, отдельные приемы сценической игры — все это получает меткую оценку и лишний раз свидетельствует, какое всестороннее понимание законов сценического искусства вынес Пушкин из домашних спектаклей старой Москвы.

Образ Натальи выступает еще раз в стихах Пушкина — в его поэме того же времени «Монах».

Возникновение ее следует связывать с основной склонностью юного Пушкина к жанру герои-комической поэмы. В детстве он вдохновлялся Буало, в лицее — русскими поэтами-комиками XVIII века, преимущественно «Елисеем или раздраженным Вакхом» Василия Майкова (о чем имеется известное свидетельство в черновиках «Онегина»). Сюжет майковской поэмы чрезвычайно занимателен; образы ее взяты из русской действительности того времени. Согласно правилам жанра, смелая реалистическая живопись сочетается здесь с пародийной трактовкой мифологической героики. Пушкин зачитывался этой поэмой в лицее и восхищался ею в 1823 году.