У тебя ль, было,В ночь безмолвнуюЗаливная песньСоловьиная.У тебя ль, было,Дни — роскошество.Друг и недруг твойПрохлаждаются.У тебя ль, было,Поздно вечеромГрозно с буреюРазговор пойдет, —Распахнет онаТучу черную,Обоймет тебяВетром, холодом,И ты молвишь ейШумным голосом:«Вороти назад!»«Держи около!»Закружит она,Разыграется! —Дрогнет грудь твоя,Зашатаешься;Встрепенувшися,Разбушуешься, —Только свист кругом,Голоса и гул…Буря всплачетсяЛешим, ведьмою,И несет своиТучи за море.И символизм пьесы вдруг необъятно расширяется, делается пророческим: кажется, что певец говорит уже не о случайной смерти поэта от пули Дантеса, а о более трагической, теперешней смерти Пушкина в самом сердце, в самом духе русской литературы:
Где ж теперь твояМочь зеленая?Почернел ты весь,Затуманился;Одичал, замолк, —Только в непогодьВоешь жалобуНа безвременье…Так-то темный лес,Богатырь-Бова!Ты всю жизнь своюМаял битвами.Не осилилиТебя сильные,Так дорезалаОсень черная.В настоящее время мы переживаем эту «черную осень», этот невидимый ущерб, — убыль пушкинского духа в нашей литературе.