Пушки Острова Наварон

— Нужен огонь и сухая одежда для парня, — озабоченно проговорил Миллер. — Пульс у него около ста сорока, температура под сорок. Началась лихорадка. Он слабеет с каждой минутой.

— Знаю, — ответил Мэллори с тревогой в голосе. — Но где найдёшь топливо на этой треклятой горе? Зайдём в пещеру, соберём сухую одежду, какая найдётся.

Приподняв полог, капитан вошёл. Стивенс не спал. Браун и Андреа лежали по бокам. Миллер присел на корточки.

— На ночёвку останемся здесь, — объявил Мэллори. — Поэтому устроимся поудобнее. Правда, мы слишком близко от утёса, но фрицы не знают, что мы на острове, да и с побережья нас не видно. Так что мы вправе позволить себе некоторый комфорт.

— Шеф… — начал было Миллер, но замолчал. Капитан удивлённо посмотрел на него и заметил, что капрал, Браун и Стивенс смущённо переглядываются. Поняв, что стряслась беда, Мэллори требовательным голосом спросил:

— В чём дело? Что случилось?

— Неважные новости, шеф, — издалека начал американец. Надо было сразу сказать. Но каждый понадеялся на другого… Помнишь часового, которого вы с Андреа сбросили со скалы?

Мэллори мрачно кивнул, поняв, что дальше скажет янки.

— Он упал на риф метрах в шести или девяти от подножия утёса, — продолжал капрал. — Останки его застряли между двух каменных обломков. Причём прочно.

— Понятно, — пробормотал Мэллори. — А я-то всё ломал голову, как ты умудрился так промокнуть под прорезиненным плащом.

— Четыре раза пробовал снять его с камней, шеф, спокойно ответил капрал. — Ребята меня держали за верёвку. Пожав плечами, он добавил:

— Ни черта не вышло. Всё время волны отбрасывали меня к скале.

— Часа через три-четыре рассветёт, — проговорил Мэллори. — Четыре часа спустя немцы узнают, что мы на острове. Как только развиднеется, они заметят убитого и отправят лодку, чтобы выяснить, в чём дело.

— Ну и что? — возразил Стивенс. — Разве часовой не мог упасть?

Отодвинув в сторону брезент, Мэллори выглянул наружу. Похолодало, шёл снег. Капитан опустил полог.

— У нас пять минут, — произнёс он рассеянно. — Через пять минут уходим. — Посмотрев на Стивенса, новозеландец слабо улыбнулся. — Мы не сказали тебе. Дело в том, что Андреа убил часового ударом ножа в сердце.

Следующие несколько часов были сплошным кошмаром.

Казалось, их путешествию не будет конца. Люди спотыкались, скользили, падали и вновь поднимались. Тело болело, мышцы сводило судорогой, поклажа падала. Приходилось отыскивать её на ощупь в снегу. Людей мучил голод, жажда. Все вконец изнемогли.

Теперь группа возвращалась в ту же сторону, откуда отправилась в путь, двигаясь на вест-норд-вест по отрогу горы. Наверняка немцы решат, что диверсанты ушли на север, к центру острова. Без компаса, не видя звёзд и луны, которые послужили бы ориентирами, Мэллори шёл по склону, руководствуясь инстинктом и запечатлённой в памяти картой, которую показал ему в Александрии месье Влакос. Капитан был твёрдо уверен, что они обогнули гору и продвигаются тесной лощиной в глубь острова.

Главным их врагом был снег. Тяжёлый и влажный, он кружил вокруг плотной серой массой, проникал за ворот, в ботинки, попадал под одежду, в рукава, лез в глаза, уши, рот. От него стыло лицо, руки немели, превращаясь в ледышки. Доставалось всем, но больше других страдал Стивенс. Спустя несколько минут после того, как отряд покинул пещеру, он вновь потерял сознание. В мокрой одежде, прилипшей к телу, он был лишён даже того тепла, которое вырабатывает человек при движении. Дважды Андреа останавливался и наклонялся к юноше убедиться, что у него бьётся сердце. Но жив ли он, узнать было невозможно: руки грека потеряли чувствительность, он выпрямлялся и, спотыкаясь, шёл дальше.

Часов в пять утра, когда группа карабкалась вдоль ущелья по предательски скользкому склону к гребню горы, на которой росло несколько низкорослых рожковых деревьев, Мэллори решил, что в целях безопасности им следует связаться вместе. Минут двадцать группа гуськом поднималась по склону, становившемуся всё круче. Идя впереди, Мэллори боялся оглянуться и посмотреть, каково приходится Андреа. Неожиданно подъём окончился, они очутились на ровной площадке, обозначавшей перевал, и, по-прежнему связанные друг с другом, стали пробиваться при нулевой видимости сквозь слепящую пелену снега, спускаясь, словно на лыжах, вниз.

До пещеры добрались на рассвете, когда в восточной части неба на фоне снежной круговерти стали возникать серые полосы — приметы унылого, безрадостного утра. По словам мосье Влакоса, вся южная часть острова Наварон изрыта сотами пещер. Пещера, которую они обнаружили, была пока единственной. Точнее говоря, то был тёмный, узкий проход среди хаотически разбросанных глыб вулканического происхождения, засыпавших ущелье, спускающееся к обширной долине, которая осталась в трёхстах или шестистах метрах от них, — долине, всё ещё скрытой в ночной мгле.