Пушки острова Наварон

– Хватит, капрал! – оборвал Мэллори американца. Долгим взглядом посмотрев на него, перевел холодный взор на Стивенса. – Лейтенант, принцип успешного ведения войны состоит в том, чтобы поставить противника в невыгодные условия и не дать ему шансов на успех. Или мы убьем их, или они нас. Или они погибнут, или мы, а вместе с нами и тысяча парней на острове Керос. Неужели не ясно, лейтенант? Пусть вас не мучит совесть.

Несколько секунд Стивенс молча смотрел на капитана, сознавая, что все смотрят на него. В эту минуту он возненавидел Мэллори, готов был убить его. И внезапно понял, что ненавидит капитана за жестокую логику, заключенную в его словах. Он посмотрел на свои сжатые кулаки. Мэллори, идол каждого молодого скалолаза в довоенной Великобритании, альпинистские подвиги которого давали пищу для сенсационных газетных заголовков в конце тридцатых годов. Мэллори, лишь из-за неудачно сложившихся обстоятельств дважды потерпевший неудачу при попытке похитить Роммеля, лису пустыни, из его собственного штаба. Мэллори, трижды отказавшийся от повышения по службе, чтобы остаться с критянами, обожавшими его. Все эти мысли пронеслись в мозгу Энди. Подняв голову, юноша вгляделся в худощавое загорелое лицо: чувственный, словно высеченный резцом рот, густые темные брови, нависшие над карими глазами, которые могли быть и такими холодными, и такими добрыми. И он устыдился, осознав, что не сможет ни понять, ни осудить Мэллори.

– Прошу прощения, сэр, – чуть улыбнулся он. – Как выразился бы капрал Миллер, я влез без очереди со своей критикой. – Посмотрев на каик, несшийся к ним с зюйд-оста, он снова почувствовал тошнотворное чувство страха, но произнес довольно твердо: – Я вас не подведу, сэр.

– А я и не сомневался, – улыбнулся в ответ Мэллори и взглянул на Миллера и Брауна. – Приготовьте все, что надо, и положите куда следует. Не суетясь, чтобы не увидели. Они смотрят на вас в бинокли.

Повернувшись, он пошел на нос, Андреа – следом за ним.

– Круто ты обошелся с юношей, – сказал без упрека и осуждения грек.

– Знаю, – пожал плечами Мэллори. – Я и сам не рад. Но так было надо.

– Пожалуй, – проговорил Андреа. – Да, но это было неприятно. Как думаешь, они пустят в ход носовые пушки?

– Возможно. Они бы не стали догонять нас, не будучи уверены, что дело нечисто. Дадут предупредительный выстрел, и только. Как правило, немцы ведут себя прилично.

– Прилично? – сморщил лоб Андреа.

– Ладно, не придирайся, – улыбнулся Мэллори. – По местам. Ждите моего сигнала. Долго я вас ждать не заставлю, – прибавил он сухо.

Буруны от форштевня исчезли, мощный рев дизеля сменился ровным рокотом. Немецкое судно, двигаясь по инерции, остановилось в полутора метрах от каика. Сидя на носу на ящике для рыбы, Мэллори старательно пришивал пуговицу к поношенной куртке, зажатой у него между ног. Шестеро немцев во флотской форме находились на палубе каика. Один склонился над установленным на баке на треножном станке крупнокалиберным «шпандау» со вставленной в приемник лентой. Трое расположились группой в средней части судна, у каждого наготове «шмайссер». В дверях рулевой рубки стоял командир – молодой лейтенант: волевое лицо, холодные глаза, на кителе Железный крест. Из машинного отсека высунулась чья-то голова. Рейковый парус мешал Мэллори видеть корму, но, судя по тому, куда нацелен «шпандау», можно было заключить, что и на корме «немца» установлен пулемет.

Суровый лейтенант, поистине выкормыш гитлерюгенда, сложил ладони рупором:

– Спустить паруса!

Мэллори так и обмер. В ладонь ему вонзилась игла, но он не заметил этого. Лейтенант отдал команду по-английски! А Стивенс так молод, так неопытен. Он непременно попадется на удочку… Но этого не случилось. Приоткрыв дверь рубки, юноша высунулся, приставил ладонь к уху и бессмысленно уставился вверх, карикатурно разинув рот. Изобразил этакого придурка, не понимающего, чего от него хотят. Мэллори готов был обнять его. Не только его поступки, но и одежда, и черная шевелюра соответствовали образу медлительного, недоверчивого островитянина-рыбака.

– Чего надо? – завопил Стивенс.

– Спустить паруса! Мы сейчас сойдем к вам на борт, – добавил лейтенант опять по-английски.

Стивенс все так же растерянно смотрел на немца, потом перевел недоуменный взгляд на Андреа и Мэллори. Те столь же убедительно изобразили удивление.

– Виноват, не понимаю по-немецки! – пожал плечами Энди. – А по-нашему не умеешь говорить?

Он говорил на безукоризненном греческом языке. Правда, так говорят в Аттике, а не на островах архипелага, но Мэллори был уверен, что лейтенант не заметит разницы.

– Немедленно лечь в дрейф. Мы поднимемся к вам на борт.

– Лечь в дрейф? – Возмущение было таким неподдельным, поток ругательств и проклятий столь обильным, что лейтенант на мгновение опешил. – Да кто ты такой, чтоб нам приказывать?

– Даю десять секунд, – оборвал его немецкий лейтенант. Он успел прийти в себя и держался холодно и чопорно. – Потом откроем огонь.

Сделав вид, что готов подчиниться, Стивенс повернулся к Андреа и Мэллори.