Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон

– Да. – Щелчком Дженсен извлек две сигареты, подождал, пока Мэллори прикурит и выбросит спичку в окно, сквозь которое севернее шоссе в бледной дымке виднелось Средиземное море. – Теперь немцы будут утюжить Керос. Спасти его мы не в состоянии. В районе островов Эгейского моря немцы имеют превосходство в авиации…

– Но почему вы так уверены, что это произойдет на этой неделе?

– Дружище, в Греции полным-полно агентов союзников, – вздохнул Дженсен. – Только в районе Афин и Пирея у нас их больше двухсот. Кроме того…

– Двухсот! – недоверчиво воскликнул Мэллори. – Вы сказали…

– Да, я так сказал, – улыбнулся Дженсен. – Сущие пустяки по сравнению с полчищами немецких шпионов, которые свободно расхаживают среди гостеприимных жителей Каира и Александрии. – Он снова стал серьезным. – Мы располагаем точной информацией. В четверг на рассвете целая армада каиков выйдет из Пирея, проскочит сквозь Циклады, просочится ночью меж островков… Любопытная ситуация! Не так ли? Днем мы не рискуем сунуться в Эгейское море, иначе нас пустят ко дну, а немцы не смеют носа показать ночью. Едва стемнеет, наши эсминцы, торпедные катера и канонерки выходят в море, но ещё до рассвета эсминцы отходят на юг. Малотоннажные же суда пережидают день, прячась в бухтах островков. И все-таки мы не в состоянии помешать фрицам атаковать Керос. Немцы высадят десант в субботу или воскресенье. Нанесут одновременный удар с моря и с воздуха. Десятки «юнкерсов-52» на аэродромах близ Афин ждут сигнала. Гарнизон Кероса не продержится и двух суток, – без тени сомнения заключил Дженсен.

И Мэллори поверил ему. С минуту разглядывал он матовый блеск моря, мириады звезд, мерцающих над темной его гладью. Затем резко повернулся к Дженсену:

– Но у нас же есть флот, сэр! Почему бы не эвакуировать гарнизон на кораблях? Ведь флот…

– Флот! – саркастически перебил его Дженсен. – У флота кишка тонка. Район Эгейского моря сидит у него в печенках. Ему надоело понапрасну высовываться и получать по носу. Немцы успели подбить два линкора, восемь крейсеров, четыре из них потопили. Это не считая дюжины эсминцев… А о мелких судах и говорить нечего. Ради чего? Чтобы наше командование могло играть со своими берлинскими коллегами в кошки-мышки? Игра доставляет огромное удовольствие всем. Всем, кроме тысячи моряков, которых потопили в той игре, кроме десяти тысяч томми, индусов, новозеландцев и австралийцев, которые страдали и умирали на этих островах, так и не поняв, ради чего они гибнут.

Пальцы Дженсена, сжимавшие баранку, побелели, лицо прорезали горькие складки. Мэллори был потрясен неожиданной вспышкой ярости, так не вязавшейся с характером Дженсена… А может, именно здесь-то и проявился его характер? Может, Дженсен совсем не таков, каким кажется со стороны?

– Вы сказали, на Керосе тысяча двести человек, сэр? – спросил Мэллори.

– Да. Тысяча двести человек. – Дженсен мельком взглянул на него и отвернулся. – Ты прав, приятель. Конечно, прав. Я совсем потерял голову. Конечно, мы их не бросим. Флот в лепешку разобьется. Подумаешь, ещё два-три эсминца накроются. Прости, дружище, я снова за свое. А теперь слушай. Слушай внимательно. Эвакуировать их придется ночью. Днем у нас ни одного шанса: две, а то и три сотни пикировщиков только и ждут появления британского эсминца. Эвакуировать придется именно на них. Транспорты и тендеры в два раза тихоходнее. До северных островов Лерадского архипелага им не добраться: не успеют вернуться к рассвету на базу. Расстояние слишком велико.

– Но ведь Лерады растянулись длинной цепочной, – возразил Мэллори. – Разве эсминцы прорвутся?

– Между островами? Это исключено. – Дженсен покачал головой. – Проливы сплошь заминированы. И на тузике не пройти.

– А проход между Майдосом и Навароне? Он тоже заминирован?

– Нет. Он чист. Там глубины слишком большие. Якорные мины не поставить.

– Тогда здесь и нужно идти, сэр! Ведь с другой стороны турецкие территориальные воды…

– Мы бы вошли в турецкие воды хоть завтра, средь бела дня, будь от этого прок, – устало сказал Дженсен. – При прочих равных условиях мы пойдем западным проливом. Он и безопасней, и путь короче, и международных осложнений избежим.

– Что значит «при прочих равных условиях»?

– Я имею в виду пушки крепости Навароне. – Дженсен долго молчал, потом повторил медленно, бесстрастно, как повторяют имя старинного и грозного врага: – Пушки крепости Навароне. В них вся суть. Они прикрывают с севера входы в оба пролива. Если бы нам удалось подавить эти пушки, то этой же ночью сняли бы с Кероса гарнизон.

Мэллори не проронил ни слова, поняв, что услышит главное.

– Это не обычные пушки, – неторопливо продолжал Дженсен. – Артиллеристы считают, что калибр их, самое малое, девять дюймов. Думаю, это двухсотдесятимиллиметровые гаубицы. Наши солдаты на итальянском фронте боятся их больше всего на свете. Скорость снарядов невелика, зато ложатся они точно. Как бы то ни было, – добавил он мрачно, – «Сибарис» потопили за каких-то пять минут.

– «Сибарис»? Я что-то слышал…