Пурпурное Древо Порфирия

Шнырь развел руками, указывая на стоящее сзади дерево. С ветки слетела птица и опустилась ему на плечо. Она повернула к Порфирию свой прекрасный человеческий лик и запела.

Несмеяна.

Кусок сырого мяса, бережно удерживаемый у лица, унимал боль только чуть-чуть.

- А ты медяк приложи, батюшка, - услужливо посоветовал Шиш. - Говорят, очень способствует.

Князь только досадливо отмахнулся. Шиш был его старым дядькой да и вообще доверенным лицом. Только вот больно глумливой и пакостной была ситуация. Ольгерд как дикий зверь метался по светлице. Не видеть бы никого. Уж на что Шиш предан, да и его глаза лишние. А тот все жужжал и суетился не переставая:

- Эти древляне, язви их в корень, бабам своим уж больно много воли дают. Они у них наравне с мужиками. Чуть что не по ним- и в рыло без разговоров, хорошо, когда не скалкой ...

Метко пущенный сапог заставил его замолчать.

А все она, Домогара. Ну, ездил он дань собирать. Хорошо ребята принимали, душевно. Конечно, задержался. А как возвернулся, она сразу за грудки:

- Девками дань брал?

Ну и что, даже если и девками. Он в своем праве. Князь он, в конце концов, или кто?

Ольгерд задумчиво потрогал мизинцем заплывающий глаз и скривился.

Домогара была полонянкой из древлян. Обычно девки у Ольгерда не задерживались, но эта присушила его своим диким темпераментом и неукротимостью.

"Вот она неукротимость-то, вся на морде и вышла! ", - чертыхался разукрашенный повеса. - "Как теперь к дружине выйдешь? Князя баба побила! Ох, пойдут, пойдут разговоры! "

Ноги сами несли его по лестнице, к горенке, где жила его старая нянька.

- Что, голубь, с голубицей своей рассорился? - с ходу определила старушка. - Проходи, садись. Нянюшка тебя сказочкой потешит.

Ольгерд благодарно ткнулся ей в колени. Сухонькие птичьи лапки гладили-перебирали его кудри, а из древних уст лилась неторопливая речь.

- На море-окияне, на острове Буяне, где кот белый за мышью бегал, рос цветок короток, вышиной с локоток. Раз гуляла в том садочке девица-краса. Всех подружек отпустила, косы русы распустила, стала их чесать- причесывать...

Мысли князя тем временем бродили далеко. Вот бывают же где-то девицы- красавицы, скромницы-благочестивицы. Что ж ему-то так не везет?

Нянюшка словно угадала его мысли:

- Жениться тебе надо, соколик, вот и весь сказ.

И, в ответ на недоуменный взгляд Ольгерда, пояснила:

- Да не на твоей псице неуемной, а на деве достойной и родовитой.

- Брось, нянька, - перебил ее бывший воспитанник. - Знаю я этих родовитых. Они все не девы, а коровы разжиревшие, двумя руками не обоймешь.

- Все да не все, - урезонила его нянька, строго поджав губы. - Вот намедни торговые люди приходили, баили, что у царьградского базилевса дочь есть красоты неписанной-несказанной. Как лебедь белая, ходит, глазоньки не подымет. Скромница, каких свет не видывал. Воды не замутит, булочки не надкусит. Даже смеха ее отродясь никто не слыхивал. Вот невеста так невеста, а ты говоришь, коровы.

Старушка шутливо ткнула его в щеку костяшками полусогнутых пальцев. Покалеченный глаз князя тут же отозвался ноющей болью, и Ольгерд застонал сквозь зубы.

- Ой, прости, дитятко, - спохватилась старушка. - Сейчас полечим тебя, к утру и следочка не останется.

Нянька бросилась стучать туесками. Во мгновение ока комната наполнилась густым травяным духом. Пока шло врачевание его ран, князь глубоко задумался. А что? Поддержка Царьграда, да и о династии уже думать пора. Родит ему жена сына-наследника, будет кому земли и дружину передать. Да тихая, да красавица. Может и правда, судьба?

Только кого в посольство снаряжать? Наладишь пышный поезд к будущему тестюшке да нареченной, а они тебе от ворот поворот, получи-ка. Сраму не оберешься. Нет, это дело надо тихо провернуть, по-умному. Жаль, с Порфирием размолвка вышла- а то бы свата лучше и не надо. Монах, ихней веры, по-гречески как другой по матерному понимает. Князь задумчиво поскреб бровь. Ну, кто ж знал, что он так переполошится, древо свое пурпурное отдавать не восхочет? А ведь по-доброму просил: и денег давал и увещевал всяко. Такое чудо только у княжьего престола быть должно. Так нет же- уперся и ни в какую. Теперь волком смотрит.

Придется Шиша посылать. Он человек верный. А далеко будет, так оно и к лучшему- ни о чем таком лишнем не протреплется. В подмогу ему- писаря Любомудра. Один хитер, другой учен- оно и ладно выйдет. А от ушлых книгочеев храни нас бог. Ох, грехи наши, грехи!

***

Болотная жижа противно хлюпала под сапогами. Моросил промозглый осенний дождик. Чав-чав, кап-кап. Тоска зеленая, прости господи.

Любомудр и не заметил, как последние слова вырвались у него вслух.

- А ты что думал, в каретах поедем, что ли? - из серой пелены дождя вынырнула рыжая плутовская рожа Шиша. - Держи карман шире. Наш князюшка куда как прижимист.

- Не могу я больше, - обреченно вздохнул писарь.

- Не боись, брат, прорвемся. Глянь, издаля избушка виднеется? Там и обсушимся и отдохнем малость.