Теперь лучше уступить, но не забыть. Он найдет возможность и удобный случай, чтобы распутаться с этой б… Струков насмешливо поклонился и многозначительно сказал:
— До свидания, и более интересного.
Он вышел на улицу, дрожа от бешенства. Куда-то надо идти. Но куда? В дома тех, с кем до сих пор вел знакомство, не пойдешь. Ревкомовцы сами ютятся по чужим углам. Да и кто пустит бывшего начальника милиции? Ничего. Главное, остался жив. Большевики только здесь, в Ново-Мариинске. А весь уезд живет по-старому, и там где-то Стайн, Свенсон. Хорошо бы встретиться с Биричем, но нельзя, чтобы их видели вместе. Первое время надо быть очень осторожным. Струкова пробирал холод. Он выругался и зашагал к кабаку Толстой Катьки. Там хоть тепло и можно выпить, пожрать.
Толстая Катька, уже давно ничему не удивлявшаяся, все же была изумлена приходом Струкова. В первую минуту она не знала, как себя вести, но тут же решила, что гостеприимство никогда не вредит, и засуетилась. В кабаке по-прежнему было многолюдно, шумно, дымно. Приход Струкова только на минуту привлек внимание.
Толстая Катька хотела усадить его за стол, где было посвободнее, но он попросил:
— А более спокойного уголка у тебя не найдется? Без этих, — он небрежно кивнул на галдевших гуляк.
— Ступай за мной! — Толстая Катька привела Струкова в свою комнатушку. — Лучше нет.
Струков оглядел грязную затхлую комнатку и задержал взгляд на разворошенной постели с засаленными подушками и серым бельем, поморщился.
— Лучше не надо. Тащи вина и закуски. Побольше.
Через час Струков спал непробудным пьяным сном и даже не слышал, как к нему несколько раз входила кабатчица; обшарила его карманы и, не найдя ничего интересного, обругала Струкова. А перед утром улеглась рядом и захрапела.
Рано утром они вместе завтракали.
— Пока поживу у тебя.
— Живи, жалко, что ли, — равнодушно ответила кабатчица. — Мужички ежели ко мне будут приходить, не помешают?
— Погоди с ними, — остановил ее Струков. — Я же тут буду.
— А-а, — осклабилась Катька. — Так бы и слазал. К черту всех пошлю. Ну, скорее жри.
— Куда торопишься? — заинтересовался Струков.
Толстая Катька не успела ответить. В дверь нетерпеливо постучали. Катька открыла маленькую дверцу-глазок:
— Закрыто. Торговать буду с обеда.
Она захлопнула «глазок». В дверь посыпались удары, послышалась ругань. Катька вернулась к столу и рассказала о поручении Бирича, а потом спохватилась.
— Ох, выболтала я, старая дура.
— Не бойся, — успокоил ее Струков. — Не выдам, а ты все сделай, как Бирич просил.
— Сделать? — Толстая Катька уставилась на него хитрыми глазками. Она о чем-то стала догадываться, Струков рассердился.
— Делай как хочешь. Не со мной же Бирич договаривался.
— Ладно лаяться, — миролюбиво ответила Толстая Катька. — Ты уйдешь али тут останешься? Тогда торгуй за меня.
— Уйду. — Струкова заинтересовало поручение Бирича. «Молодец, старый коммерсант, уже против ревкома действует. Надо с ним поскорее встретиться».
Он и Толстая Катька вышли из кабака. Около двери уже никого не было. Жаждущие опохмелиться, после криков и стуков в дверь, ушли. Толстая Катька направилась к Маклярену, а Струков зашагал в ревком.
В коридоре Еремеев топил печь. Струков спросил его:
— Когда же начальники новые на службу приходят?
— Товарищ Мандриков уже здесь, — ответил Еремеев, и Струков с опаской посмотрел на дверь, ведущую в кабинет председателя ревкома. Постучал, но ответа не последовало. Он подождал немного и, приоткрыв дверь, спросил:
— Можно войти?
Мандриков сидел за столом и что-то писал. Он так увлекся работой, что не слышал Струкова. Тогда он громче повторил свой вопрос. Михаил Сергеевич поднял голову, секунду смотрел на Струкова, занятый своими мыслями, потом кивнул:
— Да, да, можно.
Они поздоровались за руку. Струков сказал Мандрикову, что Нина Георгиевна не пустила его домой и ему пришлось ночевать у Толстой Катьки.
— Это напрасно, — поморщился Мандриков. — Там же грязь. Пришли бы сюда, что ли. Сегодня примитесь за дело. Помещение под аптеку и амбулаторию выделяем в бывшей лавке. Там же пока можете и ночевать, а с Ниной Георгиевной я поговорю. Замечательная она у вас. Сама предложила ухаживать за больными и к себе их взяла. Обижена она на вас, но будем верить, что все уладится. Ведь она надеялась на спокойную жизнь, и все опять рухнуло.
— Вы всю ее жизнь знаете? — удивился Струков.
— Немного, — уклонился Мандриков. — Вы поступили благородно, протянув руку помощи Нине Георгиевне.
— Не могу спокойным оставаться, когда вижу, что люди несчастны, — с наигранной искренностью сказал Струков. — Всегда хочется помочь.
Мандриков верил ему. Вот почему он горячо вступился за него, когда Берзин, которому он рассказал об утреннем разговоре со Струковым, все еще сомневался.
— Был бы ты с ним, Михаил Сергеевич, поосторожнее. Я не могу верить ему, пока не получу подтверждения из Владивостока.
— А я верю ему. Человеку надо верить, даже если он в таком положении, как Струков. Ты ко всем недоверчив. Вчера устроил сцену с Еленой…
— Хорошо, что сам об этом начал, — Берзин смотрел ему в глаза. — Ты у нее ночевал?