Пурга в ночи

Бирич поморщился, ожидая от Петрушенко очередного рассказа об амурных похождениях, которыми он славился на весь уезд. Павел Георгиевич пропустил мимо ушей подробности, которые с наслаждением слушал Сукрышев, и все тревожнее следил за минутной стрелкой. Без четверти девять. Где же остальные?

«Нет, — маятник качнулся влево. — Нет, — маятник качнулся вправо. — Нет…»

Блэк снова встрепенулся. Щеглюк и Пчелинцев. Оба торговали по маленькой, но всегда оказывались в большом барыше. Бирич не случайно их пригласил. Он знал, что они имеют солидные запасы товаров, а для его плана это было главное. К тому же с Пчелинцевым дружил его сын.

— Что-нибудь слышно о Трифоне? — спросил Пчелинцев.

Голос у него был сухой, даже резкий, бледное лицо с малокровными губами и бесцветными бровями, из-под которых невыразительно смотрели светлые глаза, вызывало чувство брезгливости, Тонкая старческая кожа на шее висела мешками.

— Не тревожьтесь, они его не посмеют обидеть. Мы не разрешим.

— Дай-то бог, — вздохнул Бирич. Как он ни презирал Трифона, тревога не оставляла Павла Георгиевича, — все же сын, его кровь.

— На бога надейся, как говорится, а сам не плошай, — вступил в равговор Щеглюк и поправил очки в тонкой золотой оправе. Был он низкий, полный, с расползающейся лысиной, которую тщетно пытался прикрыть редкой длинной прядью волос. Рыхлое лицо казалось маской. На лице жили только губы.

— Это вы правильно сказали, — кивнул Бирич. — Ну вот и поговорим, чтобы нам дальше не сплоховать.

Груня в кухне уронила нож, и Пчелинцев передернул плечами, а Щеглюк поправил очки, хотя они не сползли с переносицы. Даже Петрушенко и тот опасливо покосился на дверь. Все заметно нервничали.

Наконец Бирич пригласил всех к столу, гости обрадованно потянулись к закускам. После третьей рюмки они почувствовали себя смелее. Глаза заблестели, но еще никто не заикался о положении в Ново-Мариинске. Бирич пустил пробный шар.

— Все вы, господа, знаете о решении ревкома сравнять доллар с рублем?

— Это черт знает что! — воскликнул Щеглюк и поднял вилку с кусочком маринованной рыбы. — Как они смеют…

— Да, да. Это произвол! — зашумели остальные.

— А я бы не стал возмущаться, — сказал Бирич.

Заявление было неожиданным. Все уставились на хозяина. Бирич одобряет ревком. Или они ослышались? Павел Георгиевич улыбнулся:

— Их решение нам на руку.

— Яким таким манером? — пробасил Петрушенко.

— Ведь доллар стал в десять раз дешевле, — напомнил Пчелинцев.

— Это удар по американцам, по Свенсону, — разъяснял Бирич. — По Микаэле. Вы же не будете платить за пушнину долларами или менять их на наши.

— Упаси боже! — всплеснул короткими руками Щеглюк.

— Доллары надо изъять из обращения, — продолжал Бирич. — А тому, кто к нам придет с долларом за товаром, мы будем в десять раз меньше давать товаров, чем прежде. Он, конечно, поднимет скандал, но мы подчиняемся новой власти. Пусть все претензии адресует к большевистскому ревкому.

— Ловко, — восхитился Пчелинцев. — Так Свенсон в трубу вылетит. Товар-то у него на доллары да центы расценен.

Коммерсанты расхохотались. Главный их конкурент под ударом, да каким. Ай да ревком! Нежданно-негаданно он стал их союзником. Бирич с презрением думал: они уже готовы молиться на ревком.

— Случившееся не должно обольщать вас. После Свенсона большевики возьмутся за нас. Да, да, за нас.

— Что же они могут нам сделать? — Сукрыщев был уже пьян. — Мы купцы, а не офицеры, мы с оружием дела не имеем-с. Да-с. — Он намекал на арестованного сына Бирича и Перепечко.

— Оружие у вас на складах, а ревком вчера приказал все оружие сдать в трехдневный срок или же представить его список.

— Охотничье оружие не имеют право брать! — крикнул Щеглюк.

— Винчестер, как и дробовик, может уложить человека на месте! — напомнил Бирич. — Но не в оружии главный вопрос.

— А в чем же? — Петрушенко перешел с украинского языка на русский. — Не тяни, Павел Георгиевич.

— В наших товарах. — Бирич обвел взглядом притихших коммерсантов. — Понизив доллар, ревком понизит и цены на товары.

— Да как он посмеет! — Щеглюк размахивал рюмкой. — Товары наши!

— Спокойнее, господа! — попросил Бирич. — Надо не кричать, а действовать.

— Что же, мы можем-с. — В голосе Сукрышева была надежда.

— У вас есть что нам предложить? — спросил Пчелинцев.

— Спрятать почти все продовольствие и оружие в тайники, — твердо произнес Бирич.

— Что-о-о? — Голос Щеглюка прозвучал почти жалобно.

— Скрыть, чтобы наш товар не попал в руки большевиков! — Бирич говорил уже требовательно. — Сегодня же из своих складов вывезти все, что удастся, и спрятать…

— Куда? — Щеглюк прикрыл глаза.

— Бросьте лукавить, — оборвал его Бирич. — У каждого из нас есть куда перевезти товары, что в складах. Не так ли?

— Да, — согласился Петрушенко.

Другие кивками присоединились к нему.

— Ночь как раз для нашего дела. Никто не увидит, да и следы пурга занесет.

— Голова у вас светлая, — восхитился Щеглюк. — Спаситель вы наш.

— Торговать-то мы должны чем-то, — сказал Пчелинцев. — Иначе в глаза бросится.