— Мне часто задают этот вопрос, но я, Дег, и в самом деле не знаю, как ответить. Моя жизнь, впрочем, никому не интересна. А почему вы сами ничего не рассказываете мне? К примеру, об этом чудовище, которое ищете?
Дег улыбнулся и посмотрел на меня. Я держал в руках баночку с пивом. Отхлебнув немного, я сказал:
— Я ведь вам уже говорил, Куба, речь идет о курице высотой примерно в три метра. Пожирает все, что попало, в том числе и людей. Просто очаровательное создание.
Белоснежные зубы Кубы блеснули в полутьме живарии, где мы ужинали. Помолчав немного, он тихо спросил:
— И вы верите, что она существует?
Я покачал головой:
— Нет. Но шеф послал меня сюда, чтобы найти ее.
— А он верит?
Я вдруг обнаружил, что никогда прежде не задавался этим вопросом. В самом деле, верил ли Спленнервиль в существование Онакторниса?
— Думаю, не верит, — ответил я.
— Тогда зачем же он послал вас сюда и тратит столько денег?
— Это наша журналистская работа, Куба. Найдем мы Онакторниса или не найдем, я ведь все равно что-то напишу, а читатели прочтут. Возможно, мой шеф организовал эту экспедицию, потому что считал ее своим моральным долгом перед профессором Гростером, своим близким другом, который, умирая, просил его разведать эту историю.
— Ну, а вас, Мартин, больше интересует история доктора Савиля и комиссара, не так ли?
Это действительно было так. Но я отгонял мысли об этом. Я же не детектив, готовый тотчас броситься по следу любой тайны, где бы она ни встретилась.
— Можно, пожалуй, обосноваться тут, — предложил я.
Куба понял, что мне хочется сменить тему разговора, и согласился:
— Да, можно. Место хорошее. Совсем близко озеро, да и люди здесь должны быть тоже недурные.
— Все это так, — заметил Дег, — только их почему-то не видно.
— Даалу пошел искать. Он говорит, что здесь живут индейцы племени Хаукангас, его дальние родственники, троюродные братья или что-то в этом роде. Подарим им побольше соли, и они не будут нас беспокоить. Конечно. Выгрузим здесь наше снаряжение…
— Там кто-то есть! — воскликнул вдруг Дег, поднимая голову.
Куба засмеялся:
— Не пугайтесь, Дег, успокойтесь. Это Даалу. Будь это индейцы, — продолжал он, поднимаясь, — вы бы их не услышали… Даалу! — позвал он. Проводник опять появился словно ниоткуда. Куба подошел к нему, они о чем-то негромко поговорили, потом Даалу сел и молча принялся за еду.
— Он никого не нашел, — пояснил Куба, и я впервые увидел, что он смущен. Наверное, я тоже был заметно встревожен.
— Можно поговорить с ним? — спросил я.
Куба кивнул и, достав бумагу и табак, принялся неторопливо скручивать цигарку.
— Нет, не сейчас, Мартин. Дайте ему поесть. Мне кажется что-то беспокоит его.
Мы помолчали. Огонь не горел, и влажная тьма, полная гудящих насекомых, быстро окружила нас. Вертолет слабо поблескивал в молочном сиянии луны, прикрытой тяжелой завесой туч.
Прошло два часа — два часа полного безмолвия. Куба и Дег забрались в свои мешки и, спасаясь от насекомых, накрыли лица марлевыми платками. Я сидел у порога хижины, поставив ружье между ног. Мысли мои лениво бродили в голове, я пытался представить себе Онакторниса, сказочного монстра, хищную курицу. Но мне плохо удавалось это, зато легко вспомнились огни Нью-Йорка, сверкавшие в темном после захода солнца небе. А потом перед моим внутренним взором проплыли джунгли, возникло испуганное лицо Савиля, злые глаза комиссара… Ах да, где же я видел это лицо, эти глаза? И что хотел сообщить мне голос, который все звал меня откуда-то издалека, звал…
Я попытался сосредоточиться на этой мысли и, возможно, уже готов был прийти к какому-то выводу, как вдруг услышал голос Дега.
— Мартин, — тихо позвал он. Я невольно вздрогнул и обернулся к нему. Он привстал и шепнул:
— Даалу Посмотрите на Даалу!
Я вгляделся. Индеец стоял у окна, и мы хорошо видели его в лунном свете. Даалу смотрел вверх, и ноздри его вздрагивали, словно у животного, нюхающего воздух. Широко открытые глаза блестели. Затаив дыхание, он обеими руками сжимал ружье. Видно было, что он слегка встревожен.
— Что это с ним? — спросил я. Тем временем проснулся Куба.
— Молчите! — шепнул он. Мы замерли. Тишина сделалась еще более глубокой. Иногда из джунглей доносился тоскливый вскрик какой-нибудь ночной птицы.
Не знаю, сколько времени сидели мы так недвижно, глядя на Даалу. Вдруг он опустил голову и задрожал, словно в судороге. Затем мы услышали его глубокий вздох — он как бы расслабился. Пальцы, вцепившиеся в ружье, разжались. Даалу беззвучно пошевелил губами, потом взглянул на нас, как будто только сейчас заметил наше присутствие. Я посмотрел на него внимательнее, и мне показалось, что его глаза были полны беспредельного изумления.
Куба что-то спросил Даалу. Они поговорили совсем недолго, и индеец скрылся в самом темному углу хижины. Больше мы не видели и не слышали его. Беспокойство не покидало меня, словно обдавая холодным потом.
— Что это было. Куба? — тревожно спросил я.
Прежде, чем ответить, тот недоверчиво потер свой подбородок.