Пуля всегда права

— Не знаю, Зина. Видит бог, я отдал бы слишком много, чтобы это оказалось не так. Но если она виновна — приговор будет подписан.

— И кто же вынесет этот приговор? — с дрожью в голосе спросила Зина.

— Я люблю ее, и моя пристрастность в этом случае превращается в грозное оружие. Если она утопила мою любовь в крови — для нее есть только один судья.

— Ты? Или Бог?

— Нет, только она сама.

Филатов закурил, пуская дым в черные ветви дерева, на которые падал свет одинокого фонаря.

— Зина, милая, остерегайся дорог, сужающих вероятности будущего. Они уведут тебя от познания бесконечности в опасные, порой смертельные ловушки. Ни одна проблема не имеет абсолютно правильного решения, Зина. Я не надеюсь дожить до того времени, когда человеческое сознание согласится с теоремой, которую я уже принял как аксиому: надо разрешить разнообразие. Пьедестал цивилизации — монолит Закона — неустойчив. Так почему я, не совершивший деяния, а только наблюдавший за ним, имею право единственно верного высказывания? И почему ты сама осмеливаешься провоцировать меня на то, чтобы я вынес приговор? Только потому, что любовь — самый последний судия? Нет, Зина, — голос Филатова становился все тише. — Не любовь становится судьей. Любовь — это люди. Люди слепы, люди пристрастны. Самый жестокий судья самому себе — сам преступник.

— Юра, а если этот преступник считает, что прав на все сто процентов? Как Гитлер, как Сталин? И ему верят?

— Не тот масштаб, Зина.

— Я все-таки не понимаю. Почему она? Как происходит выбор человека для такой огромной цели? Я не согласна, Юра, что масштаб не тот…

Поднять на дыбы столицу огромного государства — это задача для великого человека.

— Она владеет какой-то странной харизмой, — задумчиво произнес Филатов. — Знаешь, у человека может быть невероятный талант, умение делать что-либо лучше любого человека на свете… Но если Бог обделил его харизмой — он не пробьется, так и останется желчным непризнанным гением. И наоборот — можно ничем в плане способностей, таланта, профессионализма не выделяться, но обладать этим неуловимым качеством — и стать на Путь Великих. Харизма на весах Вечности перевешивает талант и добродетель. И вот тебе яркий пример — Юлия. Если, конечно, я не ошибся, на что очень надеюсь.

— Ты не ошибся, Юра. Помнишь, ты говорил, что Костя видел в том доме свой рисунок, а ты его еще убеждал, что он просто похож? Теперь я все поняла. Это его мать отправила людей разбираться с Гуссейном, а когда выяснилось, причем совершенно случайно, ведь ты ей ничего не говорил, что мальчик у него, — отправила сына в какую-то из своих резиденций, которую часто посещает. И что мешало любящей матери повесить у себя в комнате рисунок любимого сына? Вот так-то. А теперь, Юрочка, проводи меня домой. Я так устала за последние дни, ты не представляешь. Сегодня хочу выспаться, а завтра я в твоем распоряжении. Завтра — и всегда.

Филатов обнял девушку, которая, по сути, только что объяснилась ему в любви, поцеловал в губы и повел к выходу из парка.

Через полчаса они подъезжали к Зининому дому. Филатов хотел высадить ее у подъезда, но девушка попросила:

— Юра, давай пройдемся немного, перед сном полезно!

Десантник припарковал джип, Зина взяла его под руку, и они медленно пошли по тротуару. Было около одиннадцати вечера, в домах светились окна, но желающих в субботний мартовский вечер прогуливаться под дождем было немного. Только метрах в двухстах впереди маячила невысокая фигура — наверное, подросток возвращался домой с дискотеки.

Юрий и Зина тихонько разговаривали — не о проблемах глобального характера, а так, о грибах да о погоде. Внезапно десантник ощутил смутное беспокойство и заметил, как из бокового переулка вышел высокий мужчина в длинном плаще, постоял минуту и отправился вслед за подростком.

— Смотри, точь-в-точь иллюстрация к твоей статье про маньяков-педофилов, — сказал тихо Филатов. — Не спеши, давай-ка мы за ними приглядим.

Зина тоже что-то почувствовала и крепче прижала к себе локоть Филатова. Держась поближе к стенам домов, они прошли еще метров триста и увидели, что подросток завернул во двор, следом за ним, ускорив шаг, почти бегом устремился преследователь.

Филатов и журналистка переглянулись и, не сговариваясь, прибавили скорость. Десантник вынул из наплечной кобуры пистолет, девушка нашаривала в сумке неразлучный фотоаппарат.

Во дворе было хоть глаз выколи. Немногочисленные освещенные окна не рассеивали, а только подчеркивали кромешный мрак. Филатов замер, прислушиваясь, и через несколько секунд вздрогнул от звука удара и раздавшегося вслед приглушенного вскрика.