– Да у меня медалей-то всего пять! – Петушок смотрел на своего товарища с возмущением. – Две «За отвагу», одна «За боевые заслуги» и ещё «За освобождение Белграда» и «Наше дело правое…» У тебя все эти медали тоже есть. Если не растерял спьяну.
– У меня «За отвагу» только одна.
– В военкомат напиши. И тебе пришлют. Это ж мне за Мораву дали, за ранение. Тебе, может, тоже положено за тот бой. Всех представляли.
– Что я буду у них медали просить? Они знают, где я воевал и что мне положено.
– Ой, Хрол! Всё у тебя – через колено! Ну кто, скажи ты мне, о тебе будет хлопотать, кроме тебя самого?
– Ладно, хлопотун… Пугану вот завтра, чтобы неповадно было. Пусть знают: Фрол Леонтьевич Сазонов бараном в ихнем стаде никогда не был и не будет.
– Эх, Хрол, Хрол… – махнул рукой Петушок и побрёл по Черкасовскому большаку. Там, за полем и лесом, был теперь его дом – тесная квартира с текущим водопроводом и проеденным крысами полом.
Жалко ему было оставлять товарища одного. Да и в бутылке оставалось ещё немало ржаной…
6
Утром следующего дня кортеж машин, который возглавлял зелёный УАЗ главы сельской администрации, появился на большаке со стороны Черкасовского леса. Машины миновали лощинку, благополучно объехали болотце, заросшее камышом и кугушником, выскочили в поле и на самой середине его остановились, съехав на обочину прямо в высокую траву.
– Где живёт тот упорный старик? Я хочу с ним поговорить сам, – сказал человек в чёрной шляпе с большими полями; он был высок ростом, подтянут, тщательно выбрит, свеж и с удовольствием разминал ноги, оглядывая простор поля, обрамлённый дальним лесом.
– А во-он его хата, – услужливо указал за ручей Лушонок. – Видите, там, в липах?
– Хорошее место для дома, – сказал человек в чёрной шляпе. – Ручей летом не пересыхает?
– Нет. Много родников.
– Хорошо. Сделаем озеро, запустим рыбу. Привезём скутеры. Девочек… Пусть загорают, радуются жизни. Природа здесь красивая. Пусть здесь живут красивые люди.
Вышли люди из других машин. Из чёрного джипа – угрюмые охранники в дорогих пиджаках. Из белой «ауди» – женщины. Они высыпали разноцветной шумной стайкой из распахнутых дверей душной машины и разбрелись по овсянице. Охранники стояли молча и даже не смотрели на женщин. Женщины смеялись, рвали какие-то цветы. Всем им было хорошо.
– А что это там? – спросил вдруг человек в чёрной шляпе; он оторвал взгляд от женщин и указал в сторону взлобка, где желтела свежим песком какая-то копань.
– Где, Асламбек Султаныч?
– Да вон, видишь?
– Не знаю… Раньше не было. Сейчас посмотрю.
Лушонок бросился к машине. Следом за ним ехала машина охраны. Тонированные стёкла джипа были опущены. Лушонок подбежал к окопу.
– Фрол Леонтьевич! Ну что вы, на самом-то деле, ведёте себя, как ребёнок! Ну мы же не звери какие-то. Добра хотим. Правда, Асламбек Султаныч?
Человек в чёрной шляпе тоже подошёл к окопу, заглянул через бруствер. Там, на дне, уткнувшись лбом в тщательно срезанный угол, стоял на коленях человек. Рядом с ним лежало старенькое двуствольное курковое ружьё с замотанным изолентой прикладом.
– Послушай, он же мёртвый… – сказал человек в чёрной шляпе, отталкивая охранников.
Лушонок втянул голову в плечи, потоптался по брустверу, позвал вниз:
– Дядя Хрол, ты живой?
Нагнулся, толкнул в плечо стоявшего на коленях.
– Уже застыл. Надо участкового звать. Надо ж… – Лушонок вытер платком шею и лоб.
– Так, разворачиваемся! – И человек в чёрной шляпе сделал водителям знак на разворот.
– Куда же вы, Асламбек Султаныч?
– А, к чёрту! Разбирайся тут сам со своими проблемами. Позвонишь на сотовый. Когда всё будет чисто. Понял?
Человек в чёрной широкополой шляпе уже сел в свой джип и вдруг опустил стекло, пальцем подозвал Лушонка. И, когда тот подбежал, утираясь платком, сказал:
– Что же вы, шакалы, так бросаете своих стариков?