– Кто знает, может быть, ваш путь ошибочен, вы об этом не думали? Вдруг болота вас обманут?
– Мне нравится одна фраза из какого-то философа: человек, который заблуждается, не знает, что он заблуждается; человек, который знает истину, точно знает, что он знает истину.
– Спиноза.
– Пусть, зато правда. И тут я возвращаюсь к началу. Наградив меня точным знанием о дне и часе смерти, меня осчастливили. Ибо тем самым я получил подтверждение, что моя теория верна. Вы понимаете, верна. Моя жизнь приобретает смысл, ее имеет смысл прожить. Все остальное такая чушь в сравнении с этой уверенностью.
Профессор вдруг, не предварив свое действие никаким словом, швырнул в энтузиастически привставшего исследователя недопитый стакан чая. Студент увернулся и весело крикнул:
– Это не чернильница, герр профессор.
Корженевский тяжело встал и, не глядя в сторону собеседника, вышел вон с веранды. Саша, потеряв равновесие на качнувшемся стуле, свалился на пол.
Зоя Вечеславовна отпустила гардину, в гостиной вновь сделалось темно.
– А знаете, что я вам скажу, вот какая мне пришла в голову мысль. Не бывает эпидемий, которые убивали бы всех поголовно. Из любой чумы бывают исключения. А Евгений Сергеевич, несомненно, человек исключительный. Кроме того, я не верю, что этот бред будет длиться еще долго.
– А я, напротив, боюсь, что он наступил навсегда. И по всей стране, – с пожилой задумчивостью в голосе сказала Настя.
– Ну-у-у нет! – помотала головой и позвенела немецкими башками Зоя Вечеславовна, – это было бы слишком апокалиптично или даже апокалипсично. И как-то – аляповато. Конец света не может начаться у нас в Столешине и произойти в таких пошлых формах. Буфетные мужики бегают с садовыми ножницами за своими развратными женами.
– Это не так.
– Что не так? Но, если вдуматься, – профессорша помолчала, – это наваждение могло бы стать чем-то вроде спасения. Когда все заболевают одной болезнью, они становятся равны в самом существенном. Появляется поразительная основа для взаимопонимания. Люди наконец смогут договориться. На платформе общего горя. Становится представима и даже возможна новая всеобъединяющая идея. Что произойдет с Россиею, обуянной таким необычным и общим переживанием! Не только идея возможна, религия новая… – Зоя Вечеславовна стала говорить быстрее, как будто речью ее овладела лихорадка.
– Это надо очень обдумать, очень! Все в этой истории так неоднозначно… Мы восприняли эти диковатые, неизвестно откуда идущие токи как бедствие, а это, может быть, просто такое откровение. А кровопускание, устроенное Калистратом, не более чем первое жертвоприношение новой религии.
– Я убеждена, что Груша не изменяла своему мужу. Не любила его, но не изменяла.
– Невинная жертва – это еще лучше.
Зоя Вечеславовна прошлась вдоль стены в неожиданном танце.
– Мне не нравится, как вы о ней говорите.
Танец погас.
– А что это, милая, вы так горячо за нее вступаетесь? Впрочем, кажется, понимаю. Супружеская верность – это то единственное, что может себе представить девственница, размышляя о семейной жизни.
– Пусть так.
– Похвально, но странно. Поверьте, вы напрасно так носитесь с этой драгоценностью.
– Как знать.
– Одно преступление она, девственность ваша, уже принудила вас совершить.
– Преступление? – насмешливо и с избыточным чувством своей физиологической правоты фыркнула девица.
– Вы могли бы облегчить страдания этого кобеленыша Аркаши. Ведь он просил, пронзенный внезапным страшным открытием, просил у вас помощи, он валялся у ваших сухощавых ножек, как раненый валяется на поле боя, призывая сестру милосердия. Есть вещи, стоящие выше той позиции, которую вы сочли нужным отстоять. Фу и фи! Что ждет наших офицериков на фронтах будущей бойни, когда для них закрыты не только сердца, но даже и постели родной державы.
– Какая-то гнусная, бессмысленная чушь, – топнула «сухощавой» ножкой Настя, – у него же есть своя девушка в Петербурге. На меня он никогда не смотрел как на женщину. Я всего лишь дальняя родственница. Я не могла его отнимать у той, которая…
– Ложь! – уверенно заявила Зоя Вечеславовна, испытывая острое удовольствие от собственной губительной проницательности.
– Отчего же ложь?! И потом, как вы можете знать, что Аркадий добивался меня? Он никому не рассказывал, и я тоже.
– О Господи! – презрительно усмехнулась профессорша. – Я знаю, когда умрет мой муж, я знаю, что расстреляют царя и все его семейство, я знаю, что война, которая начнется на будущей неделе… в общем, почему от меня должна быть скрыта такая мелочь?
Следователь и священник вышли на веранду. Им открылась картина, заставившая отца Варсонофия выразиться образно:
– Мамай прошел.
Большой обеденный стол был наполовину обнажен. Уцелевшие чашки смущенно топтались на дальнем краю. Валялись стулья, кокетливо отбросив ножки в сторону. В дальнем углу веранды сидел на полу Саша в обнимку с остывшим самоваром и был красен вместо него.
– Что случилось? – профессионально спросил Бобровников.
Саша пожал свободным плечом, отодвинул наглый самоварище и поставил его рядом и вертикально.
– Евгений Сергеевич.
– Что Евгений Сергеевич?
Хаос в Ваантане нарастает, охватывая все новые и новые миры...
Александр Бирюк , Александр Сакибов , Белла Мэттьюз , Ларри Нивен , Михаил Сергеевич Ахманов , Родион Кораблев
Фантастика / Исторические приключения / Боевая фантастика / ЛитРПГ / Попаданцы / Социально-психологическая фантастика / Детективы / РПГ