Пугачев

Другие источники также свидетельствуют, что порой у Пугачева имелось несколько наложниц одновременно[339]. Однако можно предположить, что не все из них, подобно упомянутой Авдотье, почитали «за честь» спать с «батюшкой-государем». В то же время покровительство, оказываемое предводителем повстанцев той или иной пленнице, могло спасти ее от более страшного насилия со стороны его подчиненных. Так, в конце июня 1774 года после захвата села Терсы под Казанью Пугачев отправил дворовую помещика Тевкелева в село Котловка к Карпу Карасю, с которым познакомился еще во время бегства из Казани. По свидетельству самого Пугачева, сделал он это, чтобы спасти девушку «от насилия толпы ево». Вероятно, подобные вещи среди его подчиненных происходили нередко. В пользу этого предположения свидетельствует и то, что повстанцы частенько брали в плен девушек-дворянок. Едва ли бунтовщики оставляли их у себя, например, в качестве поварих или прачек — для этого сгодились бы девушки попроще. Поэтому не следует однозначно считать клеветой (хотя она тоже имела место) заявления противников восстания, что бунтовщики «столько… ругались, сколько им, плутам, хотелось», над дворянскими девицами, «женский пол сквернят блудом» и т. д.[340]

На этом фоне едва ли кого-то удивят и исходившие от противников восстания обвинения Пугачева и его сообщников в «безмерном» пьянстве. Небезынтересно, что еще в июне 1772 года усмиритель яицкого мятежа генерал Фрейман, характеризуя местных казаков, между прочим отмечал: «…они все по дешевизне у них вина пьяницы, не исключая и женский пол»[341]. О пьянстве в пугачевском войске рассказывали на следствии и сами повстанцы. Так, например, один из них, горький пьяница Михаил Голев, уверял следователей, что не ушел из пугачевской «толпы» «большей частью для того, что в оной вина пить запрещаемо ни от кого не было и за пьянство никого в толпе не бивали», по каковой причине Голев «редко в сей толпе и просыпался»[342]. (Ниже мы увидим, как из-за обильных возлияний восставшие однажды упустили очень важную победу над правительственными войсками.)

Однако не следует думать, что в войске «Петра Федоровича» служили лишь пьяницы и что для всех повстанцев пьянство было, так сказать, нормой обыденного существования. Именно пристрастие к спиртному не позволило упомянутому Голеву сделать карьеру в пугачевском войске. Как сам Михаил поведал на следствии, он с разрешения самозванца начал было собирать полк, но «по пьянству своему» собрал лишь «мужиков и то с шестами, человек до ста, да и те, видя его всегда пьянова, от него отставали». Затем Голев был отправлен Пугачевым в отряд атамана Ивана Белобородова, но пробыл там лишь несколько дней, после чего, опять-таки за пьянство, отослан обратно. Это неудивительно — Белобородов был противником «жадных к богомерскому пьянству». Кстати, по словам одного из бунтовщиков, Белобородов именно благодаря «трезвости», а также «кроткому нраву» «приобретал доверие» подчиненных. К сказанному можно также добавить, что порой повстанческие руководители, в том числе и сам Пугачев, пытались (правда, не всегда успешно) обуздать пьянство в своем войске. Например, один из бунтовщиков, «горный писчик Верхоланцев», вспоминал: «В городе Камышине распустили тюрьму и разбили винный подвал. До 600 бочек пролили; пить не давали. Арестанты черпали пролитое вино ушатами, шляпами, пили наладкой и в пьяном разгуле дебошировали по городу»[343].

А какие отношения с зеленым змием были у самого Емельяна Ивановича? Из показаний его сподвижников известно, что Пугачев не просто выпивал, но порой напивался допьяна. Об этом, например, говорил Максим Шигаев. Однако, по всей видимости, случалось это нечасто. По свидетельству Максима Горшкова, «самозванец от излишняго питья воздерживался и употреблял редко». Первая жена Пугачева, Софья, также говорит о нем как о человеке «состояния трезвого». В пользу того, что Емельян Иванович не был «алчен к пьянству», может свидетельствовать рассказ крестьянина Василия Попова, конвоировавшего Пугачева из Малыковки в Симбирск в декабре 1772 года: «злодей» послал охранника за вином, но «выпил одну чарку, а достальное отдал нам»[344]. Будь Пугачев беспробудным пьяницей, он уж точно не ограничился бы одной чаркой и не отдал бы остальное спиртное конвоирам. В смысле умеренности в выпивке «Петр Федорович» отличался не только от многих своих сторонников, но и от «предшественника» Степана Разина, который, по свидетельству современников, пил «безобразно»[345].

Две победы и один промах

Едва самозваный Петр Федорович со своим войском в начале ноября 1773 года обосновался в Берде, как к нему пришло известие о приближении к Оренбургу отряда Кара. На большом московском допросе Пугачев вспоминал, что в то время явился к атаману Андрею Овчинникову «незнаемо откудова приезжей мужик», который сообщил:

— К Сакмаре идет енарал Кар с камандою.

— Велика ли каманда? — спросил Овчинников.

— Не добре велика, однако таки и не мала ж.