Пугачев

Взятие Татищевой крепости значительно усилило пугачевское войско. Здесь самозванец захватил «немалое число полковой, кабацких и соляных сборов денежной казны, многое число военной амуниции, провианта, соли и вина, да и самую лучшую артиллерию с ее припасами и служителями». Повстанческая армия пополнилась казаками и солдатами гарнизона крепости. По мнению известного ученого Петра Ивановича Рычкова, находившегося в то время в Оренбурге, после захвата Татищевой в пугачевском войске насчитывалось «около 3000 человек»[263]. Трудно сказать, насколько верна эта цифра, однако в любом случае повстанческое войско становилось действительно грозной силой. И теперь предводителю этой силы и его окружению предстояло выбрать, куда идти дальше, ибо один путь из Татищевой вел на Самарскую линию и далее на Казань, другой — на Оренбург. Повстанцы выбрали второй маршрут. Советский историк В. В. Мавродин писал: «Считая овладение Оренбургом, вечно висевшим дамокловым мечом над яицким казачеством, основной целью боевых действий на данном этапе, яицкие казаки, предводительствуемые Пугачевым, двинулись к Оренбургу»[264].

Из Татищевой выступили 29 сентября, а уже на следующий день без боя захватили Чернореченскую крепость, всего лишь в 28 верстах от Оренбурга. Однако восставшие не пошли оттуда прямой дорогой на столицу губернии, а повернули налево, чтобы окружить ее и «пресечь наперед отвсюду с сим городом коммуникацию». Реализуя этот план, пугачевцы с легкостью занимали населенные пункты, встречавшиеся на их пути. 1 октября (по другим данным — на следующий день) они вошли в Сеитовскую (Каргалинскую) татарскую слободу, 2-го — в Сакмарский городок, а на следующий день — в Пречистенскую крепость. Уже 5 октября бунтовщики почти полностью окружили Оренбург. Единственной, да и то не очень надежной нитью, связывавшей его с внешним миром, оставалась лишь киргиз-кайсацкая (казахская) степь[265].

Почему Пугачев не пошел из Чернореченской прямой дорогой на Оренбург? Ведь большая часть полков была отправлена из губернии в действующую армию (как мы помним, в то время шла Русско-турецкая война). Вся Оренбургская губерния охранялась лишь тремя полевыми командами (1227 человек) да несколькими гарнизонными батальонами и местным казачьим населением. Что же касается городских оборонительных укреплений, то они не были должным образом подготовлены к нападению повстанцев. По мнению Рычкова, «ежели б оный злодей, не мешкав в Татищевой и Чернореченской крепостях, прямо на Оренбург устремился, то б ему ворваться в город никакой трудности не было; ибо городские валы и рвы в таком состоянии были, что во многих местах без всякого затруднения на лошадях верхом выезжать было можно». Возможно, бунтовщики, несмотря на присутствие в их стане оренбургских жителей, в частности Тимофея Подурова, всё же не до конца понимали, насколько плохо защищен город, а потому не надеялись взять его штурмом. Не исключено также, что на решение не идти прямой дорогой на Оренбург повлияло еще одно обстоятельство: захватив Чернореченскую, самозванец отправил в Оренбург ссыльного Семена Демидова уговаривать жителей перейти на сторону мятежников, однако тот не решился выполнить приказ, а вернувшись в повстанческий лагерь, солгал, будто оренбуржцы не хотят присоединяться к повстанцам. Правда, неизвестно, когда Демидов сообщил об этом Пугачеву — до или после принятия решения не идти прямой дорогой на Оренбург. В это же время Пугачев отправил в Оренбург еще одного агитатора — сержанта Ивана Костицына. Тот проник в город, говорил с местными жителями, но затем был схвачен и «признался в намерении заколоть губернатора»[266].

Однако чем бы ни объяснялся отказ мятежников от движения прямой дорогой на Оренбург, он дал губернатору время для принятия мер по укреплению города. Захват его был бы серьезным ударом по интересам империи — Оренбург был административным и торговым центром обширного края, прикрывавшим все важнейшие пути с юго-востока в центр России и державшим под присмотром неспокойных соседей, «…соседи у Оренбурга, — писал Ф. И. Сукин, — с одной стороны — киргисцы (предки современных казахов. — Е. Т.), который хотя худыя воины, но к грабежу всегда готовы, число же их весьма велико, з другой стороны — башкирцы, народ вет-ренной, котораго дерзость доказывают прежния его бунты»[267]. Кроме того, Оренбург вместе с Астраханью являлся важным пунктом русской торговли со Средней Азией[268].