Пугачев

Стоит ли говорить, что приказание было туг же исполнено?[236]

Из пугачевских показаний получается, что главными виновниками смерти Скворкина были яицкие казаки. Ведь самозванец, узнав, что молодой казак «шпионничает», не сразу приказал его казнить, а лишь тогда, когда его об этом попросили. Один из яицких казаков, Василий Коновалов, напротив, всю вину за эту смерть возлагал на самого Пугачева. На допросе в Москве 17 ноября 1774 года он говорил: «…Как привели того Скворкина пред злодея, то он (Скворкин. — Е. Т.) улыбнулся, и злодей сказал: “Еще он мною насмехается!” — и велел повесить»[237]. Однако казаки и Пугачев несли за эту казнь одинаковую ответственность. Возможно, столь несвоевременная улыбка и ускорила конец Скворкина, но не была его первопричиной. Надо думать, с точки зрения мятежных яицких казаков, он был достоин казни уже потому, что являлся зятем Тамбовцева и принадлежал к ненавистной партии «послушных», причем, по всей видимости, был отнюдь не рядовым ее участником. А тут еще он признаётся в том, что «шпионни-чал». По этим же причинам и Пугачев едва ли собирался прощать пленника, тем более что тот и не просил о прощении.

Зато о нем просил (и получил) другой пленник, дворянин, сержант 7-й легкой полевой команды Дмитрий Кальминский, также пойманный казаками 18 сентября во время похода на Яицкий городок. Кальминский был отправлен комендантом Яицкого городка Симоновым в нижнеяицкие крепости и форпосты с «публикацией», призывающей схватить Пугачева. Правда, поначалу сержант в этом не признался, а убедил самозванца, что едет «по фарпостам, чтоб стояли караулы осторожно, для тово што-де орда пришла к Яику», и даже был отпущен. Однако подводчик, везший сержанта, донес на него казаку-пугачевцу Якиму Давилину, который, разумеется, опять привел Кальминского к «государю». Пугачев велел при всех прочитать найденную у него «публикацию», а по ее оглашении изрек:

— Што Пугачева ловить? Пугачев сам идет в город! Так пусть, коли я — Пугачев, как оне называют, возьмут и свяжут. А кали я государь, так с честью примут в город.

В конечном счете Кальминский выпросил у «императора» помилование. Не последнюю роль сыграло и то, что он «писать умеет», поскольку одного малограмотного Почитали-на было явно недостаточно для составления указов и прочих «царских» документов. Кальминский действительно написал ряд указов, а также присягу на верность «императору». Однако ему недолго пришлось служить самозванцу — 27 сентября казаки утопили Кальминского, по словам Пугачева, «для того, что он был дворянин, а сих людей они не терпят»[238].

Комендант Яицкого городка подполковник Симонов, услышав о приближении Пугачева, выслал ему навстречу команду из 270 солдат гарнизона и сорока оренбургских казаков под началом секунд-майора Наумова. Эта команда остановилась у реки Чаган, куда в скором времени прибыло «множественное число» казаков во главе со старшинами Акутиным, Назаровым и Витошновым. Увидев восставших, Наумов выдвинул в их направлении отряд легких драгун, оренбургских и яицких казаков. Самозванец, в свою очередь, приказал повстанческому войску «построиться в одну шеренгу и распустить знамена», чтобы враги думали, будто у него «силы много». Кроме того, бунтовщики отправляли к приближающемуся неприятельскому авангарду своих посланцев, в том числе казака Петра Быкова с уже известным нам «царским» указом. Этот указ было велено отдать старшине Ивану Акутину «и в кругу вычесть», а самого казачьего старшину «вызвать» к «императору» «для опознания», «ибо… Акутин бывал в Петербурге и государя Петра Третияго видал». Пугачев надеялся, что казаки, выслушав указ, перейдут на его сторону и ему без боя удастся войти в городок. Но этим надеждам суждено было сбыться лишь отчасти. Быков и сопровождавший его казак Кирпичников явились перед неприятельским отрядом с пугачевским указом, «имевши оной на голове», и стали призыть казаков поддержать «Петра III». Акутин указ взял, но читать не стал, а отдал начальнику отряда капитану Крылову[239]. Последний не только не огласил пугачевский документ, но и приказал схватить привезших его посланцев «императора», чему, впрочем, воспрепятствовали яицкие казаки, а потому Быков с товарищем благополучно ушел восвояси. Казаки, волновавшиеся еще до появления пугачевских эмиссаров, не только помешали их аресту, но и начали переходить на сторону самозванца. Трудно сказать, сколько их перебежало в тот раз, но, по сведениям коменданта Симонова, 18 и 19 сентября к бунтовщикам примкнули 462 казака. Ропот и бегство казаков заставили Крылова повернуть свой отряд и отойти к Ча-ганскому мосту, где находилась остальная команда. Несмотря на это, Пугачев не смог подойти к Яицкому городку ближе. На пути у повстанцев оставалась довольно внушительная воинская команда, у которой имелась артиллерия (есть данные, что правительственные силы дали несколько пушечных залпов по пугачевцам). Самозванец отступил и «пошол вверх по Чагану с тем, чтоб перейти оной и начевать, ибо сие происходило уже к вечеру»[240].