Пугачев

Десятого октября Екатерина дала Волконскому два важных наставления насчет того, как проводить следствие: во-первых, самозванца следовало «разспросить» «от дня рождения его»; во-вторых, императрица просила Волконского удержаться «от всякого рода пристрастных распросов, всегда затемняющих истину». По мнению Р. В. Овчинникова, в последнем указании присутствовал другой, невысказанный мотив: избежать гибели Пугачева в ходе следствия, чтобы он дожил до суда и публичной казни. Мысль историка подтверждается документами. 12 декабря 1774 года генерал-прокурор сената А. А. Вяземский писал М. Н. Волконскому: «…весьма неприятно бы было ея величеству, естьли бы кто из важных преступников, а паче злодей Пугачев, от какого изнурения умер и избегнул тем заслуженаго по злым своим делам наказания». Поскольку государыне стало известно, «что некоторый приличивши-яся в важных преступлениях колодники от изнурительнаго их содержания умирают», Вяземский от ее имени приказал Волконскому, чтобы в отношении самозванца и его сподвижников «употребляема была вся возможная осторожность». Волконский отвечал, что «по комиссии о злодее не только все живы, но и здоровы», признавая, впрочем, что Пугачев «стал хуже». На это имелись две причины: «первое, что он был всё в движении, а теперь на одном месте; второе, сколько он ни бессовестен и ни глуп бы был, но однако ж нельзя тому быть, чтоб не устрашали его мерзкую душу соделанные им злодейства, а за оныя не ожидал бы он по всем законам отмщения». При этом, по словам Волконского, самозванец «не всегда уныл, а случалось, что он и смеется. Да и вчера Шешковскому (одному из членов следственной комиссии. — Е. Т.) сказал, что всемилос-тивейшей государыне вины свои заслужит; а некогда говорил же ему, чтоб закласть его в столб»[799].

Решением Екатерины II в Московскую следственную комиссию вошли М. Н. Волконский, П. С. Потемкин и С. И. Шешковский. Как уже говорилось, главой комиссии стал самый старый и самый именитый из ее членов Михаил Никитич Волконский (1713–1788), участник приведшего Екатерину к власти переворота 1762 года, занимавший в ее царствование важные должности, в частности члена Военной коллегии и сенатора, а в 1771 году, через некоторое время после подавления Чумного бунта, получивший пост главнокомандующего в Москве с правами наместника.

Самым молодым членом комиссии был генерал-майор Павел Сергеевич Потемкин (1743–1796), возвысившийся благодаря родству с екатерининским фаворитом. Он учился в Московском университете, был переводчиком и литератором, участвовал в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов, с которой был отозван и 11 июня 1774 года назначен начальником следственных комиссий в Казани и Оренбурге. Если Потемкин только во время пугачевщины стал заниматься сыском, то Волконский еще в 1763 году входил в состав следственной комиссии, проводившей розыск по делу о заговоре нескольких гвардейских офицеров против братьев Орловых. Кроме того, став главнокомандующим в Москве, Волконский возглавил тамошнее отделение Тайной экспедиции Сената — учреждения, расследовавшего важные уголовные и политические преступления[800].

Однако ни Волконский, ни Потемкин не могли сравниться с настоящим докой в сыскном деле Степаном Ивановичем Шешковским (1727–1794). Он был не просто обер-секрета-рем Тайной экспедиции, а ее фактическим руководителем. В ведомстве тайного сыска Степан Иванович служил с тринадцати лет вплоть до смерти, принимал участие в расследовании всех наиболее громких дел екатерининского правления. Так, в 1764 году он расследовал дела недовольного секуляризацией церковных земель ростовского архиепископа Арсения Мацеевича и подпоручика Василия Мировича, пытавшегося освободить заточенного в Шлиссельбурге императора Ивана Антоновича, в 1790 году допрашивал автора «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, а в 1792-м — известного издателя и масона Н. И. Новикова. Стоит ли говорить, что такой послужной список свидетельствует о большом доверии императрицы к Степану Ивановичу? 27 сентября 1774 года Екатерина, уведомляя П. С. Потемкина о назначении Шешковского в следственную комиссию, писала: «…я отправляю Шешковского в Тайную експедицию, которой особливой дар имеет [разговаривать] с простыми людьми, и всегда весьма удачно разбирал и до точности давадил труднейший разбирательства». Заметим, что и на этот раз Степан Иванович — как, впрочем, и другие члены комиссии — не подвел государыню[801].

Итак, 4 ноября стало первым днем московского этапа следствия над Пугачевым. После предварительного допроса начался большой допрос, продлившийся до 13 ноября. Кроме того, в ноябре—декабре был проведен ряд дополнительных допросов и очных ставок с участием самозванца, его ближайших сподвижников и людей, по тем или иным причинам встречавшихся с Пугачевым как до, так и во время восстания. Следствие продлилось до 13 декабря. Помимо предводителя бунтовщиков, было допрошено 70 подследственных; всего же, не считая Пугачева, в Москву в ноябре—декабре было доставлено 85 человек[802].