Пугачев-победитель

Пожар начался с лесного склада богатого купца-старообрядца Гаврилова, принадлежавшего к таинственному «Пафнутиеву согласию». Склад загорелся сразу в нескольких местах, огонь разлился потоком, и пожар пошел полыхать, пожирая одно здание за другим. Ветром гнало огненные потоки к твердыне города, Кремлю.

Выехавшая тушить пожар местная команда оказалась бессильной: ручные насосы чуть ли не петровских времен были кем-то испорчены, и в бочках не было воды. Да если бы и все было исправно, все равно справиться с разгулявшейся стихией было невозможно. Вихрем разносило огонь по всему городу. Загорелся огромный спиртовый склад, на волжских пристанях горели бунты пеньки и бесконечные ряды огромных бочек с древесной смолой, пылали горы сухой рогожи...

В том, что пожар был следствием поджога, сомнения не было. Часовые соляных складов изловили и тут же расстреляли двух пьяных бурлаков, подкладывавших огонь под штабель казенных дров возле квартиры смотрителя. На сенном рынке торговцы поймали и бросили в огонь поджигавшую навесы гулящую девку Мотьку. Наконец, даже в Кремле были арестованы какие-то подростки, пытавшиеся поджечь цейхгауз. По приказанию фон Брандта эти поджигатели были сейчас же повешены на месте преступления.

Город горел...

Часть горожан, покинув свои обреченные на гибель жилища, нашла убежище в Кремле, а другая стала расползаться из города, стремясь главным образом перебраться на правый берег Волги.

На второй день, когда выгорело больше тысячи домов и пожар стал как будто стихать, благодаря обильному летнему дождю, в непосредственной близости от города показались многолюдные шайки мятежников, вооруженных цепами, дубинами, вилами и косами. Среди них были конные степняки. Охранявшие подступы к городу отряды правительственных войск, растянутые на несколько верст, не могли выдержать напора пугачевцев и, покинув свои позиции по приказанию фон Брандта, втянулись в уцелевшие от огня предместья. Позже, когда пугачевцы стали врываться в эти предместья, солдаты, вяло постреляв, ушли в Кремль. Было решено предоставить город его собственной участи, ограничиться защитой Кремля и ждать прибытия речной флотилии из Рыбинска и Ярославля.

В фон Брандте проснулся старый вояка, соратник Миниха по походам в Крым, и он, стряхнув с себя лень и генеральскую спесь и помолодев лет на двадцать, без устали работал над устройством защиты.

К счастью, выбирать было не из чего: город горел, и оставалось расставить всю наличную артиллерию на одряхлевших стенах старого Кремля и оттуда отражать попытки пугачевцев ворваться в эту твердыню Казани. Пушек в распоряжении фон Брандта оказалось, около двухсот штук, это было даже больше, чем требовалось для защиты площади, занятой Кремлем. Не столь благополучно обстояло дело с боевыми припасами. Для подавляющего большинства старых горластых пушек, отлитых еще при Михаиле Федоровиче, не было подходящих снарядов. Порох был, но не было ядер. Впрочем, и эти старые пушки могли оказаться полезными, поскольку стреляли картечью, которую было нетрудно изготовить. Пока что на соборной площади местные литейщики, наскоро соорудив горны и формы, отливали чугунные ядра.

Весь третий день кремлевская артиллерия, подпуская нестройные толпы пугачевцев на близкое расстояние, потом несколькими меткими выстрелами разгоняла их. Со стороны мятежников пушечной стрельбы не было, но без умолку трещали ружейные выстрелы, не причинявшие вреда горожанам, укрывшимся за стенами Кремля. Лишь изредка шальная пуля ранила кого-нибудь. Ребятишки, быстро освоившиеся с новой обстановкой, забавлялись тем, что выслеживали места падения этих шальных пуль и потом завладевали ими, как военными трофеями. Их не останавливало и то, что вскоре двое или трое мальчуганов оказались ранеными.

Молчание пугачевской артиллерии внушало осажденным самые розовые надежды, воцарилась неведомо на чем основанная уверенность, что у Пугачева артиллерии нет, ну, а без артиллерии Казань не возьмешь. Кремлевские стены пулями, топорами да дубинами не прошибить.

— Дело ясное, выдержим с божьей помощью! — говорил натур-философ Иванцов своему приятелю Шприхворту. — Осекся «анпиратор». Пробовал взять Казань нахрапом, а нахрап-то и не получился...

— Однако город, собственно говоря, пропал, — отвечал угрюмо врач, уютный домишка которого в одной из близких к Кремлю улиц превратился в груду развалин. — Из трех тысяч домов, дай бог, чтобы полторы тысячи уцелело.