Пугачев-победитель

Вся Казань вышла провожать отряд Потемкина. Местный архиепископ Некрарий отслужил напутственный молебен и поднес молодому генералу образ Казанской божьей матери в дорогой золотой ризе. Купечество, собрав значительные суммы по подписке, пожертвовало большое количество съестных припасов, шейных платков и кисетов, а кроме того, вручило Потемкину полторы тысячи рублей серебром для раздачи тем из рядовых, которые особенно отличатся в действиях против пугачевцев. Магистратские чиновники поднесли витиевато написанный адрес, в котором говорилось, что доблестному генералу Потемкину предстоит возродить славу русских богатырей, некогда побеждавших прилетавшего на Русь из азиатских степей Змея Горыныча.

Когда собравшиеся на Арском поле войска по сигналу трубачей тронулись в поход, из провожавшей их толпы горожан понесся гул криков:

— Постойте за Русь, родимые! Накажите злодеев!

Офицеры салютовали дамам шпагами. Солдаты, отбивая темп под дробь барабанов, улыбались и кричали:

— Постоим до последнего!

— Песенники! — скомандовал Потемкин.

И запевала зарайцев, красивый тощий парень, высоким голосом затянул:

— Русский царь собрал дружины...

Хор строго откликнулся:

— И велел своим орлам...

Запевала подхватил:

— Плыть по морю, на чужбину...

Хор прогремел:

— К иностранным берегам!

Дворянская конная дружина шла в хвосте выступавшей колонны. Множество родственников, друзей, знакомых и просто любопытных провожало эту дружину. В числе провожавших были штадт-медикус Шприхворт и натур-философ Михаил Михайлович Иванцов. Они приехали вместе на пролетке Шприхворта, запряженной старой, откормленной, ленивой белой в яблоках кобылой, которую старый медик называл «фрау Амалия». Лошадью правил такой же, как и седоки, древний кучер Родивон, единственный крепостной Шприхворта.

— Молодцом держатся наши! — похвалил Иванцов, глядя на проходивших по четыре в ряд дружинников.

— А вот и князек наш! — откликнулся Шприхворт, снимая треуголку и размахивая ею в знак приветствия гарцевавшему на гнедом аргамаке князю Петру Ивановичу Курганову. — А моя милая больная меня не радует, нет, не радует. Перелом болезни должен был бы давно наступить, а между тем положение остается весьма неопределенным.

— Всего хорошего, Петруша! — крикнул свойски Иванцов молодому князю. — Постарайтесь, голубчики...

Тот, салютуя неумело саблей, откликнулся:

— Ляжем костьми, но не посрамим земли русской!

— Ну, нет! Костьми ложиться зачем же? — засмеялся Иванцов. — Лучше вы, голубчики, загоните в мать сыру землю проклятого Змея Горыныча!

— Мы Емельку живьем сюда притащим, как соструненного волка! — похвалился скакавший с Кургановым рядом его приятель, совсем молоденький Володя Осколков.

Родивон придержал старую кобылку в сторону от дороги и сказал:

— А пора бы и вертаться. Не то как бы нас дождем не захватило. Вон, туча кака наползает.

Иванцов посмотрел на небо: с севера надвигалась зловещая туча стального цвета.

— Домой — так домой! — согласился Шприхворт. — Поворачивай, Родивон. А солдат помочит!

— Ништо им! Привышные! — равнодушно заметил Родивон.

Пролетка мягко покатилась по пыльной дороге обратно в город...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Отряд генерала Павла Сергеевича Потемкина отошел от Казани на девять или десять верст, когда из закрывавших все небо свинцово-серых туч посыпались первые, казавшиеся странно большими капли дождя

— Хорошее предзнаменование! — сказал, подъезжая к Петру Ивановичу Курганову, молодой Осколков. — Дождь на дорогу — к счастью!

Курганов посмотрел на потемневшее небо, потом откликнулся угрюмо:

— Ну, радоваться-то, признаться, решительно нечему! Вымокнем, как крысы... Еще простудишься, чего доброго!

— Мама навязывала мне плащ, да я отказался. Солдат не может бояться дождя! — весело улыбаясь, ответил Осколков. — Посмотри, Петя, какими молодцами идут наши ребята. И в ус не дуют, что дождь идет!

В самом деле, солдаты были даже как будто рады дождю: день был жаркий, идти приходилось по разъезженному большаку, и вся колонна подвигалась в облаке едкой пыли. Пойдет дождь — прибьет пыль, освежит воздух.