Пугачев

17 сентября, примерно за два месяца до приезда Пугачева на Яик, следственная комиссия в Оренбурге закончила работу. Ее сентенция (приговор) подлежала утверждению в Военной коллегии, куда ее и послали. Следователи предлагали 12 человек четвертовать, 47 — повесить, трем отсечь голову, 20 — бить плетьми нещадно «по казачьему обыкновению», 8 — тоже наказать плетьми, обрить бороды и отослать в действующую армию. Пятьдесят три человека, бежавших в разные места, полагалось, когда их найдут, повесить, а их имущество конфисковать. Всех «детей мятежничьих» (с 15 лет и выше), а таких набралось 316 человек, «в разсуждении отцов их учиненного злодейства, дабы впредь и от них, яко произшедших от рода злодейственного, такового ж поползновения и расширения к злу последовать не могло, во истребление и пресечение оного годных написать в полки в солдаты, а негодных в страх другим наказать: от 15 до 17 лет розгами, а с 17 лет и выше плетьми». Всех остальных — почти 2,5 тысячи человек — должно было наказать по усмотрению Петербурга.

Обо всем этом узнал беглец, скрывавшийся под обличьем то раскольника, то богатого купца, оказавшись у Ереминой Курицы.

— Что ты за человек и как тебя зовут? — спросил у него Пугачев, входя в избу.

— Степан Оболяев, пахотный солдат. А твоя милость какой человек, откуда и куда едешь?

— Я купец, приехал из-за границы, зовут меня Емельяном Ивановым Пугачевым. А еду я на Яик для покупки рыбы.

Снова, как и в других случаях, Пугачев спрашивает о том, что интересует его более всего:

— Каково живут яицкие казаки?

— Худо, очень худо им жить. Старшины их обижают, и они, убив атамана (Тамбовцева во время восстания в январе. — В. Б.), бегают кто где. Их ловят, сажают в тюрьму. Они было шарахнулись идти все в Астрабад, да не пустил их генерал (то есть Фрейман. — В. Б.).

Выясняется, таким образом, что казаки, бежавшие в начале июня из Яицкого городка, имели мысль ее только о походе в центр или бегстве на Кубань, но и говорили о Персии (Астрабад) как о возможном новом месте поселения. За эту мысль поначалу и ухватился постоялец бывалого уметчика:

— А не поедут ли они со мной на Кубань? Я бы их туда провел, где живут некрасовцы.

— Как не поехать, поедут.

— Да нет ли здесь кого из казаков? Я бы с ними поговорил.

— Как не быть! Есть тут два брата, и живут близехонько.

Вскоре состоялось знакомство с Закладновыми — Григорием Михайловичем и его братом Ефремом. Жили они недалеко от Оболяева, в землянке, и охотились на лисиц в степи, близ Сызранской дороги. Привел их в умет сам хозяин. Разговор начался в избе, но скоро все четверо — Пугачев, Оболяев и оба Закладновы — перешли в сарай. Так было безопаснее: на умете были и другие люди — несколько человек беглых, которых приютил хозяин.

— Кто меня спрашивает? — с этими словами Григорий вошел в избу.

— Вот тот человек, — уметчик показал на Пугачева, — который тебя спрашивает.

— Ты что за человек и откуда? — Григорий пытливо и строго смотрел на Емельяна.

— Купец я, из-за границы приехал. — Немного погодя приезжий со значением продолжал: — Скажите, пожалуйста, господа казаки, но только не утаивая: какие у вас происходят обиды и разорения от старшин и как вам живется на Яике?

Григорий, как незадолго до этого Еремина Курица, посетовал на казацкое горькое житье, рассказал об арестах и сыске; казаки-де собрались было в Астрабад. Гость снова заговорил о Кубани и некрасовцах. Все с ним согласились.

— Ну хорошо, — решил Пугачев, — вот я поеду в городок и посмотрю ваши обряды. Может быть, я там с кем-нибудь из войсковой стороны и поговорю. Только смотрите же вы-то, братцы, никому из казаков старшинской стороны об этом не сказывайте!

На том и разошлись. Закладновы пошли в свою землянку, уметчик и его постоялец — в избу. На следующее утро Пугачев с Филипповым, попутчиком из Мечетной слободы, поехали в Яицкий городок, что находился верстах в шестидесяти от умета. Несомненно, донской казак уже узнал, поинтересовался у вчерашних собеседников: у кого лучше остановиться в городке?

— Знаешь ли ты, — по дороге спросил он у Филиппова, — яицких казаков Дениса Пьянова и Толкачевых? Так я бы у них остановился.

— Слыхал я, что на Яике есть раскольник казак Денис Пьянов.

К этому Пьянову они и въехали во двор 22 ноября. Хозяин встретил их приветливо, радушно, усадил за стол. Когда гости встали из-за стола, Пьянов, оставшись наедине с Пугачевым, начал разговор о тех же яицких неустройствах. Однако всплыла и новая тема, весьма любопытная и острая для обоих.

— Здесь слышно, — хозяин покосился на дверь, — что проявился в Царицыне какой-то человек и назвал себя государем Петром Федоровичем. Да бог знает — теперь о нем слуху нет. Иные говорили, что он скрылся, а иные, что его засекли.

— Это правда, что в Царицыне проявился государь, — подхватил Пугачев, — и он есть подлинный царь Петр Федорович. Хотя его в Царицыне поймали, однако же он ушел, и вместо его замучили другого.

— Как можно этому статься? Ведь Петр Федорович умер!

— Неправда! — Гость говорил с увлечением. — Он так же спасся в Петербурге от смерти, как и в Царицыне!