Публицисты 1860-х годов

Критика для Писарева никогда не была самодовлеющим разговором о книгах, «Подготовка и последовательное проведение того или иного мировоззрения в оценке всех текущих явлений жизни, науки, литературы называется в наше время критикой» — в этих писаревских словах как нельзя лучше раскрывается синкретический характер его собственной литературно-критической деятельности. В отвлечении от этих слов, в отвлечении от мировоззренческих исканий Писарева невозможно истолкование его литературно-критического наследия. Попробуем осмыслить спор Писарева с Добролюбовым по поводу Катерины из «Грозы» Островского или сквозную тему его творчества — тему Базарова, ниспровержение Пушкина и Салтыкова-Щедрина или статью о «Что делать?» Чернышевского в узком литературном ряду, и мы зайдем в тупик, окажемся не в состоянии объяснить столь прихотливое на первый взгляд движение его литературно-критической мысли. Литературная критика в представлении Писарева — всегда осмысление действительности, средство активного вмешательства в жизнь. Критик, утверждал он, «вносит и обязан вносить в свою деятельность все свое личное мировоззрение, весь свой индивидуальный характер, весь свой образ мыслей, всю совокупность своих человеческих и гражданских убеждений, надежд и желаний».

Таким критиком и был прежде всего Писарев. Эта особенность его дарования особенно явственно проявилась в статьях, посвященных Базарову, Рахметову и Катерине из «Грозы» Островского. Эти три характера, раскрывавшие, по убеждению Писарева, ведущие тенденции жизни действительной, — излюбленные герои его критики. Он возвращается к ним снова и снова, посвящает им свои наиболее значительные, программные работы: «Базаров», «Нерешенный вопрос» («Реалисты»), «Новый тип» («Мыслящий пролетарий»), «Мотивы русской драмы», «Посмотрим!». Эти характеры дают ему возможность выносить на обсуждение публики коренные вопросы жизни и исторической судьбы России в драматических условиях второй половины 60-х годов. Собственно говоря, споры об этих характерах, которые он вел в первую очередь с «Современником», были для Писарева общественным диспутом о стратегии и тактике революционно-демократического движения, о путях и методах освободительной борьбы в условиях пореформенной реакции и спада революционной борьбы. Не случайно писаревская «теория реализма», являющаяся его ответом на центральный вопрос эпохи — о путях борьбы в условиях, когда массы спят, — была сформулирована им в статье «Реалисты», посвященной разбору романа «Отцы и дети».

В основании этого общественного диспута о путях борьбы в изменившихся условиях лежит писаревский спор с Добролюбовым, который он вел на всем протяжении второй половины шестидесятых годов. Общеизвестны категоричные писаревские слова: «Если бы Белинский и Добролюбов поговорили между собой с глазу на глаз с полной откровенностью, то они разошлись бы между собой на очень многих пунктах. А если бы мы поговорили таким же образом с Добролюбовым, то мы не сошлись бы с ним ни на одном пункте».

Впрочем, в том же 1865 году Писарев утверждал, казалось бы, и нечто противоположное: «Критика Белинского, критика Добролюбова и критика «Русского слова» оказываются развитием одной и той же идеи, которая с каждым годом все более и более счищается от всяких посторонних примесей», — видите, с какой осторожностью надо относиться к категоричности иных писаревских суждений!

Самое парадоксальное, что и в том и в другом утверждении есть своя истина — идеи Писарева и публицистов «Русского слова» были не повторением, но в известной мере развитием идей Добролюбова  в новой исторической ситуации. Писарев и в самом деле расходился с Добролюбовым — не  в главном, но весьма  в существенном: в оценке революционных возможностей крестьянства, а отсюда и  в понимании «образа действий», революционной демократии применительно к условиям второй половины 60-х годов. Это различие выявилось прежде всего в диаметрально противоположной оценке Добролюбовым и Писаревым характера Катерины из «Грозы» Островского.

Спор о Катерине был для Писарева не столько литературно-критическим, сколько общественно-политическим, мировоззренческим. И Катерина и Базаров для Писарева не просто литературные герои: за каждым из них та или иная программа действий, та или иная линия поведения революционной демократии в 1863–1866 годах. Впрочем, тем же была Катерина и для Добролюбова. В атмосфере предгрозовой революционной ситуации протест Катерины, пусть и узколичный, стихийный, был своеобразно интерпретирован Добролюбовым и использован для постановки вопроса о нарастающем революционном протесте народных масс.