Публичное одиночество

Меня очень интересуют «Казаки» Толстого. Очень современная картина может быть. О том состоянии человеческого духа, когда война не лишает человека достоинства. Когда не берут в заложники беременных женщин, с одной стороны, а с другой – не говорят, что мы одним парашютно-десантным полком всю Чечню поставим на колени. Вот этого – в «Казаках» нет, хотя там есть и человеческая трагедия, и реальная война…

Поэтому мне было бы интересно «Казаков» снять…

А «Анна Каренина»?..

Так много подряд их было. Вот и сейчас, еще новая картина вышла; к ней можно по-разному относиться, но я считаю, что это красивая картина. Но я, на сегодняшний день, себя в этом не вижу…(XV, 79)

АННА СТЭН

(1989)

Интервьюер:Недавно по телевидению Вы выступили перед картиной «Девушка с коробкой» и рассказали, что недавно в США наконец нашли «девушку своей мечты» Анну Стэн…

Во всей истории с Анной Стэн самым главным результатом явилось то, что на ТВ позвонила ее родная сестра Евгения Петровна, которая ничего не знала об Анне пятьдесят лет. Последняя открытка пришла от Анны в 1937 году из Германии. Я ее видел – фотография уже голливудской звезды и подпись: «Моей сеструхе Жешке. На память Анечка». Евгения Петровна не стала тогда отвечать – боялась. И с тех пор она даже не знала, жива ли Анна…

Я просто был влюблен в эту женщину.

Евгения Петровна показала мне фотографии Анны Стэн того далекого периода. Это удивительное соединение озорства, обаяния, изящества. Бывают такие существа, которые абсолютно идеально совпадают с окружающим миром и очень органично себя в нем чувствуют. И в них интерес и любовь к этому миру, к этому времени, к этой эпохе – наиболее аккумулированы… Для начала прошлого века – это Пушкин. Для второй его половины – Достоевский… Это нечто, концентрирующее в себе все вместе, может быть, совсем понемногу.

Такой для меня была Анна Стэн… (II, 18)

АРИСТОКРАТИЯ

Аристократия и интеллигенция

(1988)

Интервьюер:По происхождению Вы аристократ. Скажите, как Вы передаете семейные традиции в каждодневной жизни своим детям?

Для этого, наверное, сначала нужно определить, что называть аристократией. Аристократы – это одно. Интеллигенция, которая могла быть аристократией, а могла и не быть ею, оставаясь интеллигенцией. Равно как и аристократ мог и не быть интеллигентом. Я считаю, что мощнейшая сила русской культуры – дворянство, которому мы должны быть благодарны за то, что имеем такую культуру.

Мои предки восходят к очень высоким фамилиям. Мой пращур был постельничим у царя Алексея Михайловича, следовательно, являлся его родственником, потому что постельничим не мог быть человек неродственных кровей.

Я считаю, что русская интеллигенция – это в первую очередь глубочайшее понимание того, что такое демократия. Я не имею в виду заигрывание с нижестоящим на социальных ступенях человеком. Нет, не об этом речь…

Внутренняя культура, сознание того, как говорил всегда болеющий этим Чехов, что за дверью каждого счастливого человека должен стоять кто-то с молоточком и стучать ему о чужом несчастье. Вот это чувство и есть отличительная черта русской интеллигенции, русской аристократии…(II, 17)

АРМИЯ

(1993)

Итак, я должен был идти в армию…

21 октября мой день рождения, исполнялось двадцать семь лет, а после этого по закону уже в армию не брали. Я должен был пойти в кавалерийский полк при «Мосфильме». Снимался я тогда у Сережи Соловьева в «Станционном смотрителе» и мало задумывался над этим… В то время я только познакомился с женщиной, которая потом стала моей женой. Таня, она работала манекенщицей. Я уже начал готовиться к «Своему среди чужих»…

Приехал на городской сборный пункт: колючая проволока, КПП, забор. Потом кончается забор, идет лес, и с этой стороны может кто угодно зайти, кто угодно уйти… Совсем как в России!

Привозят два ящика водки. Делать нечего, пьем. Сопровождавший меня господин напивается вусмерть, и я обнаруживаю его в туалете, с раскрытым портфелем, и военный билет мой трепещет в писсуаре. Я вынимаю этот военный билет.

Возникает первое искушение: вот сейчас я его спускаю в унитаз – и все, нет такого призывника, копии в военкомате нет – как не существовало. Мне надо было только до дня рождения продержаться. Но тут гены предков сработали, сказали: нельзя этим пользоваться, дурно. Я высушил свой билет.

Короче… в течение недели я беру кого-нибудь из дежурных, еду в Дом кино, меня уже все проводили, уже веселятся с моими девочками… Уже меня нет, я возвращаюсь, как призрак.