Поехали они вместе в деревню Задково – там поднимать крестьян. По дороге встретили двух французов. Убили. Потом еще двоих встретили. И этих прикончили.
– Ух ты! Двое – и вдруг четверых! – подивились крестьяне в Басманах.
– А если четверо – то получится восемь!
– А если восемь – то будет шестнадцать!
Заволновались в Басманах: а вдруг как мужики из Задкова прежде их создадут отряд?
– Давай возвращай драгуна!
– Сами желаем иметь отряд!
Вернулся в Басманы драгун. Извинились сельские жители.
– Не обижайся. Хотели тебя проверить, – схитрили крестьяне. – Стоящий ли солдат.
Сразу же более двухсот мужиков дали свое согласие быть у него в отряде. Это было началом. Вскоре из всей округи свыше четырех тысяч крестьян собралось под командованием Четвертакова.
Стал Четвертаков признанным командиром. Порядки в войске завел военные: караулы, дежурства и даже учения. Следил строго, чтобы головы крестьяне держали высоко, животы не распускали.
– Да ты что, полковник, – смеются крестьяне. А сами довольны, что крепкой руки начальник.
– Что там полковник – сам генерал! Ваше превосходительство!
Жили крестьяне по-прежнему в селах. Поднимались они по тревоге, когда возникала нужда…
Едет французский отряд по русской дороге. Обоз, но с большой охраной. Порох доставляют для армии. Кони пушку везут впереди. Это чтобы пугать крестьян, ну и себя, французов, конечно, подбадривать.
Звенят, гудят, переливаются на церковных звонницах колокола. То медью ударят, словно в набат, то трепетно, тонко зальются.
Приятно французам слушать.
Вот здесь отгремели. Ушли за бугор – там тоже деревня и церковь. Подхватились и слева и справа. Идет от села к селу перезвон. Приятные звуки…
Продолжают французы свой путь. Идут и не знают, что это не просто звон – это для них звон погребальный.
Четвертаков использовал церковные перезвоны как сигналы для своих отрядов. В каждом переливе свои команды. Слушай внимательно – будешь знать, куда идти и где собираться.
Продолжают французы свой путь. А в это время из разных окрестных сел уже выходят отряды. Приказ – собраться сегодня у ручья, у Егорьевской балки.
Подошли французы к ручью – крестьяне со всех сторон. Несметно. Черно от кафтанов. Конный виден в крестьянских рядах – наверно, начальник.
Скомандовал конный. Бросилось воинство на французский обоз. Растерялись солдаты, что были с пушкой: куда палить, в какую сторону? Всюду крестьяне. Стрельнули в конного, в старшего. Да, к счастью того, перелет.
Выстрел был первый и последний. Не успели французы вставить новый заряд. Ноги крестьянские быстры, руки проворны и цепки. Пушка, обоз, солдаты – все через минуту в крестьянских руках.
Возвращаются партизаны с отважного дела домой. Едет на коне солдат Четвертаков, Ермолай… как там его по батюшке? Эх, можно, пожалуй, без батюшки. Ермолай Четвертаков – генерал крестьянский. Ваше солдатское превосходительство!
ВАСИЛИСА КОЖИНА
Баба есть баба. Впрочем, не всякая.
Василиса Кожина была женой деревенского старосты. По-бабьи она проворная. В избе чисто, дети накормлены, скотина в хлеву в довольствии.
Да не только этим Кожина славилась. Муж у нее хоть и староста, да то ли с ленцой, то ли просто не очень проворный мужик. Вот и сложилось так, что по всяким делам крестьяне ходили не к старосте, а к женке ленивого Кожина.
Оказалась старостиха первой в селе фигурой.
Баба она дородная, баба она степенная. И посмотреть на такую приятно, и услышать умный совет.
В общем, довольны крестьяне. Жаль, что женщин в старосты не избирают.
И вот накатилась война с французами.
Бегут к Василисе крестьяне:
– Как же нам быть?
– Бить нежданных, непрошеных, – отвечает им Кожина.
Смотрят мужики на нее недоверчиво. Не шутит ли баба?
– Что же мы – войско?
– А где ружья?
– Где сабли?
Короче, впервые совет Василисы был для крестьян ничто. Посмеялись, и только.
Тогда собрала Василиса баб помоложе. Создался женский отряд. Без ружей, без сабель. Вилы, простые рогатины – вот все, чем богаты бабы.
Уходят крестьянки в соседний лес. Смеются крестьяне:
– Аники-воины!
– Бонапарту схватите в плен!
Впустую, конечно, ходили вначале по лесу бабы. Но вот наступил день, когда поймали они француза. Тянут трофей в село.
Глянули мужики, так и ахнули. Ходят вокруг француза, смотрят, не верят своим глазам:
– Гляди, настоящий!
– С усами!
– И сабля, смотри, была. И ружье!
Висит оно теперь на плече у Кожиной. Сабля у рыжей молодки в руках.
Торжествуют сельские женщины:
– Ага!
– Не верили!
– Вот вам мужская работа!
– Ну, посмотрели? – спросила Кожина. – Теперь собирайтесь, очередь, значит, ваша.
– Подумаешь – раз повезло!
– Скопом штуку одну споймали.
– Ну меньше, ну больше одним – французская армия от этого, что ли, убавится?!
– Дурни! – ругнулась Кожина.
После первой удачи дело у женщин пошло успешнее. Второй, третий, четвертый француз попался.
Ружьишками женщины обзавелись. Василиса Кожина ходит теперь в шинели. Сабля гусарская сбоку висит.
Отводят женщины пленных в уездный город Сычевку. Слава о них гремит.
Задумались теперь мужики. Завидно им, глядя на женщин.
– Эх, зря мы тогда не поверили!
– И нам бы теперь почет.