Птица-пересмешник

– Судна! – сказал юноша, расплываясь в улыбке. – Да, сэ'.

– Так вы есть помощник капитана?

– Да, сэ'… Эта судна! – сказал юноша, теребя свою шляпу.

По лицу и спине Питера градом катился пот. Его изящные белые парусиновые брюки приобрели грязный серый цвет, а складки, которые были на них еще два часа назад, исчезли бесследно. Ткань прилипала к ногам, и столь радовавшая его обновка теперь выглядела так, будто на ней ночевал динозавр, мучимый бессонницей. Больше всего на свете Питеру хотелось укрыться в тени, переодеться в сухое и выпить прохладного лимонада.

– Как вас зовут? – спросил он, решив подойти с другого конца.

– Андромеда-три, – без колебаний ответил юноша.

– Андромеда? Но ведь это женское имя… А, вы имеете в виду, что судно называется «Андромеда»… А почему три? «Сколько ни три, чище все равно не станет», – подумал он про себя.

– Да, сэ', судна, – сказал юноша, счастливый, что круг диалога замкнулся.

Питер вытер лицо и шею и без того уже мокрым платком и попробовал начать разговор по новой.

– Моя пассажир, – сказал он, тыкая в себя пальцем и стараясь выглядеть как можно глупее, – моя хочет в каюту… Моя хочет, чтобы моя багаж отнесли в каюту… Моя хочет холодного лимонада… Моя пассажир, понимаете, нет?

– Моя Андромеда-три, – повторил юноша, очевидно изумившись, как это белый господин не понимает самой элементарной вещи.

К счастью, прежде чем Питер успел призвать Всевышнего, чтобы тот поразил оболтуса на месте ударом молнии, на палубе неожиданно возник сам капитан. Исходивший от него аромат чеснока сразу заглушил отнюдь не слабые запахи копры, птичьего помета и шести коров, которых зенкалийцы дружными усилиями пытались водворить на палубу, подгоняя громкими мелодичными криками. Но коровы упрямились так, что дали бы сто очков вперед любым ослам.

– Сэр, – сказал капитан столь глубоким и густым голосом, что казалось, он доносился из машинного отделения, – я капитан, Аристотель Папайятокопулос. Моя… то есть я – к вашим услугам. Зовите меня просто – капитан Паппас. Здесь все меня так зовут, а то боятся ошибиться, выговаривая мое имя полностью.

– Ошибиться? – переспросил Питер.

– Точно так, сэр, – сказал капитан, – ни один еще не выговорил правильно. Кто говорит «Мангопулос», кто – «Бананопулос»…

Питер начинал чувствовать, что разговор с капитаном Паппасом вознаградит его за все издержки беседы с юношей, которого он принял за помощника капитана.

– Очень рад вас видеть, капитан, – начал он. – Меня зовут…

– Румба, танго, вальс, – перебил капитан и слегка наморщил лоб в раздумье, – полька, степ… Нет, нет… Квик степ! Рок-н-ролл, менуэт… Ага! Фокстрот!

– Извините, господин капитан… – изумился Питер.

– Ничего страшного, мистер Фокстрот, – успокоил собеседника капитан. – Я пытаюсь запомнить ваше имя ассоциативным методом. У нас, греков, знаете, он нередко практикуется.

– Но меня зовут не Фокстрот, – пробормотал пораженный Питер.

– Правда? – сказал капитан, подняв брови от удивления. – Так как же? Слоуфокс Пасодобль?

– Да нет же, никакой не пасодобль и уж тем более не слоуфокс! – твердо сказал Питер. – Меня зовут Питер Флокс.

– Флокс… флокс… – Капитан устремил на собеседника взор, не веря услышанному. – Так где же его танцуют, этот самый флокс?

– Да это вовсе не танец… это… как бы вам объяснить… Ну, понимаете, цветок такой, – сказал Питер, в первый раз в жизни столкнувшись с неадекватной интерпретацией своего имени.

– Цветок… Это который растет в саду? – спросил капитан.

– Ну да, – ответил Питер.

Капитан навалился всем своим могучим телом на перила и закрыл глаза.

– Флокс… – произнес он глубоким начальственным тоном. – Так… Флокс, маргаритка, ромашка, роза, георгин, флокс…

– А разве… – начал было Питер.

– Анютины глазки, тюльпан, подсолнух, колокольчик, – не дал возразить капитан, очевидно решив блеснуть своими познаниями в ботанике, – бегония, кувшинка, анемон, ф л о к с…

Он открыл свои крохотные черные глазки и посмотрел на Питера.

– Ну, теперь я навсегда затвердил ваше имя, навсегда! – сказал он тоном победителя. – Оно навек останется в моей памяти! А что, неплохой способ запоминать! Наш брат грек никогда не ошибется в выборе метода! Ведь верно?

– Верно, – пробурчал Питер, – а теперь не откажите в любезности проводить меня в каюту, отнести туда мой багаж и подать мне холодного лимонада. Пить очень хочется.

– Конечно, конечно, – сказал капитан. – Калаки проводит вас в каюту. Я все помню, можете на меня положиться!

Он скороговоркой отдал распоряжения на пиджин-инглише тому самому юноше, которого Питер принял за помощника капитана. Тут же появились два его приятеля, и все трое, подхватив багаж Питера, исчезли с ним в глубинах внутренних помещений корабля.

– Следуйте за ними, милый гость, – сказал капитан, сопровождая свою речь красноречивым жестом, – они отведут вас в каюту… Лучшую на всем корабле! Лучшую каюту для помощника политического советника Ее Величества!

– Откуда вы… знаете? – произнес Питер, как громом пораженный.