Птица не упадет

Фасад дома профсоюзов был украшен чугунными решетками, что давало Гарри опору. Точно самец гориллы, он вскарабкался на карниз третьего этажа и прошел по нему до угла.

Внизу он слышал треск переворачиваемой мебели, речь производящих аресты офицеров и гневные крики рабочих вожаков.

Прижимаясь спиной к стене и расставив руки, чтобы не упасть, Гарри Фишер выглянул за угол, на Главную улицу. Она была запружена полицейскими в мундирах, подходили все новые отряды. Офицер послал людей в боковой переулок, куда выходило здание, и Гарри отпрянул и осмотрелся в поисках спасения.

Бессмысленно было входить в здание через другое окно: по всему дому уже грохотали сапоги и разносились приказы.

В пятнадцати футах под ним крыши винного магазина и универмага, но между ними десять футов, а крыши из оцинкованной жести.

Если он прыгнет, то грохот его приземления заставит сбежаться полицейских, но и оставаться здесь нельзя. Через пятнадцать минут здание будет окружено.

Он добрался до ближайшей водосточной трубы и начал подъем. Под самой нависающей крышей пришлось остановиться и отдохнуть. Потом Гарри оттолкнулся ногами и повис на руках. Пятидесятифутовая пропасть под ним засасывала, карниз под его тяжестью трещал и провисал, но Гарри, пыхтя и напрягаясь, подтянулся на руках и сумел наконец поставить на крышу локоть, а потом перевалиться всем телом через край.

Все еще тяжело дыша от усилий, он пополз по крутой крыше и выглянул на Главную улицу как раз в тот момент, когда полицейские начали выводить руководителей стачки.

Пятьдесят констеблей в касках, с ружьями в руках образовали на площади квадрат, и в него вталкивали забастовщиков — с непокрытыми головами, без пиджаков, с закатанными рукавами.

На тротуаре уже собралась толпа, она росла с каждой минутой, новость передавали из окна в окно.

Гарри Фишер насчитал двадцать человек, прежде чем настроение толпы начало меняться.

— Так-то лучше, товарищи, — хмыкнул он, жалея, что не может оказаться внизу, среди них, чтобы возглавить их действия. Толпа сердито напирала, арестованных окликали, выкрикивали оскорбления полицейским и офицеру, который в рупор приказывал разойтись.

Конная полиция принялась оттеснять толпу от арестованных, и, когда вывели последнего, полицейский конвой сомкнулся вокруг кучки удрученных забастовщиков. Одинокий голос запел «Красный флаг», но мало кто подхватил песню. Конвой двинулся к крепости, уводя с собой не только руководителей забастовки, но и всех представителей умеренных фракций, тех, кто выступал против насилия, против преступной деятельности и кровавой революции.

С растущим торжеством Гарри Фишер смотрел им вслед. Первый же удар дал ему мучеников революции и смел всех противников его крайних взглядов. К тому же у него в кармане печать забастовочного комитета. Он невесело улыбнулся и удобнее устроился на скате крыши — ждать, пока стемнеет.

* * *

Марк Андерс отнес тяжелый, крокодиловой кожи портфель генерала к «роллсу», положил на сиденье рядом с шофером и распорядился:

— Вначале в Гроот-Шуур, потом в Городской клуб на ланч.

Он отступил в сторону: генерал вышел из дома и остановился на верхней ступеньке, чтобы поцеловать жену — так, будто отправлялся в далекий крестовый поход. Он стиснул ее в медвежьем объятии, а когда отпустил, что-то прошептал ей на ухо, отчего она шлепнула его по плечу.

— Пойдите прочь, сэр, — строго сказала она, и Шон Кортни, очень довольный собой, начал спускаться. Он улыбнулся Марку.

— Премьер-министр сегодня выступает в парламенте с заявлением, Марк. Я хочу сразу после этого увидеть тебя.

— Хорошо, сэр, — улыбнулся в ответ Марк.

— Я отыщу тебя на галерее для гостей и кивну. Встретимся в вестибюле и пойдем в мой кабинет.

Генерал еще говорил, когда Марк помог ему сесть на заднее сиденье «роллса». Шон всегда неловко двигался боком, потому что приходилось наступать на больную ногу, но неизменно отвергал помощь — он ненавидел слабость в себе еще яростнее, чем в других; как только он удобно сел, то сразу отбросил руку Марка.

Марк не обратил на это внимания и продолжал говорить:

— Заметки к вашему выступлению на заседании Кабинета министров — в первом отделении, — он показал на портфель из кожи крокодила на переднем сиденье рядом с шофером, — а ланч у вас в Клубе, с сэром Гербертом. Кабинет заседает в 2:15, вам нужно ответить на три вопроса представителей оппозиции. Даже у самого Герцога есть вопрос.

Шон проворчал, как старый лев, которому возражает стая:

— Ублюдок!

— Ваши ответы я прикрепил к повестке дня. Я все сверил с Эразмусом и кое-что добавил от себя, так что, пожалуйста, просмотрите ответы, прежде чем вставать; возможно, вы не все одобрите.

— Надеюсь, ты хорошо по ним шарахнул.

— Конечно, — снова улыбнулся Марк. — Из обоих стволов.

— Молодчина, — кивнул Шон. — Вели трогать.

Марк посмотрел, как «роллс» проехал по подъездной дороге, затормозил у ворот и свернул на авеню Родса, и только потом вернулся в дом.

Вместо того чтобы пройти по коридору в свой кабинет, Марк остановился в прихожей и виновато огляделся.