Птица и меч

— Я помню, как впервые убил человека. Мне было пятнадцать. Один из отцовских советников решил похитить меня ради выкупа. Он был в отчаянном положении. Но я знал, что отец скорее позволит мне умереть, чем поддастся на шантаж или угрозы. Он никогда ни с кем не торговался.

У меня в памяти мелькнул образ короля Золтева — черные глаза, сверкающий меч, и я невольно поежилась.

— Тот человек меня недооценил. Я знал, что должен спастись сам, поэтому украл его меч. Я помню, как лезвие вошло в живот. Это оказалось проще, чем я думал… А может, страх придал мне сил. — Тирас помедлил. — Но когда я увидел, как из его глаз уходит жизнь, во мне что-то сломалось. В ту минуту я пожалел, что не убил вместо него себя.

Почему?

— Потому что, когда он умер, во мне тоже что-то умерло. Словно он забрал с собой часть моей души. Лучшую часть. Я так ее и не вернул. И мне до сих пор ее не хватает.

Я прекрасно знала, о чем он говорит. Об утраченной невинности. Первое убийство лишило его добродетели и оставило вместо нее сожаление, напрасное и оттого еще более гнетущее.

— Как думаешь, куда он ушел? — спросил Тирас тихо.

Я не сразу поняла, что он говорит о том мужчине. А куда уходим мы все после смерти? Возвращаемся к Творцу Слов? Или рассыпаемся в прах и снова становимся частью элементов, из которых были созданы? Я не знаю. Может, некоторые просто перестают существовать. А другие удостаиваются чести родиться снова или продолжают жизнь в другом обличье. Надеюсь, вольгары, которых я сегодня убила, не поджидают меня где-нибудь.

— Ты беспокоишься из-за них? Что они могут отомстить тебе в другом месте и времени?

Нет. Меня беспокоит не это.

Тирас помолчал, ожидая продолжения, но я лишь крепче обхватила себя руками. Я боялась думать, боялась выдать больше того, чем готова была поделиться.

— Они убили бы всех нас. Ты стольких спасла.

Я стольких убила, — горько отрезала я. За спиной раздался шорох: Тирас подошел совсем близко. Я обернулась, и он остановился в одном шаге.

— Да. Я никогда не видел ничего подобного. — В его голосе слышалось искреннее восхищение.

Мне захотелось кричать. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Я не меч.

— Что? — Вопрос окрасился удивлением.

Я не меч! Я зажмурилась, сдерживая горячие слезы. Я не собиралась делиться с ним ничем из этого. Но поводья самоконтроля уже ослабли, а Тирас слушал чересчур внимательно. Я не оружие. И не хочу им быть!

— Ты та, кто ты есть. Я тот, кто я есть. Наши желания ничего не значат.

Я не оружие! Слова у меня в голове превратились в плач, горький и безнадежный. Я слышала, что Тирас придвинулся вплотную, но так и не ощутила прикосновения. Я была благодарна ему за это. Если бы он до меня дотронулся, я бы точно сломалась.

— Я никогда не хотел быть королем. Но я тот, кто я есть. Наши желания ничего не значат, — повторил он.

Я наконец подняла голову и заглянула ему в лицо, искаженное бесконечным страданием. Ты ошибаешься. Только желания и имеют значение.

— Почему? — пробормотал он, уставившись на меня.

Потому что без желания все превращается в обязанность. У меня задрожали губы, и я поспешно сжала их, словно это могло заставить замолчать и мысли. Тирас надавил подушечкой большого пальца мне на нижнюю губу.

— Ты желаешь меня?

Я отпрянула, сопротивляясь подспудному желанию — странной нужде, которая зародилась где-то в глубине живота и стремительно охватывала все тело. Глаза Тираса вспыхнули, дыхание сбилось. Мне оставалось лишь гадать, какое слово я так неосторожно ему подарила. Я попыталась обогнуть короля, но он преградил мне путь и легко оторвал от земли — одна рука придерживает за спину, другая покоится под бедрами. Затем он вернулся к шкурам, на которых спал, и опустил меня на них.

Это не моя обязанность. И не мое желание.

— Это и то и другое, — ответил Тирас, и у меня свело зубы от его наглости.

НЕТ.

— Да.

Похоть — это еще не желание. Любая другая женщина с радостью ее удовлетворит. Но не я.

— Ты хочешь меня. Я слышу это. Я чувствую это.

Наши желания ничего не значат, — парировала я его собственными словами. — Возможно, я твое оружие. Но не твоя королева.

Тирас присел на корточки и сложил руки на бедрах, разглядывая меня в упор.

— И не хочешь ей стать?

С чего бы мне хотеть?

— Большинство женщин хотят.

Я не большинство.