Птица без крыльев

— Можно сказать: и да и нет, — помолчав, задумчиво ответила она, облокачиваясь на сиденье кресла.

— Это из-за Доусона?

— И здесь ответ тот же. Мне кажется, Доусон ничем не отличается от большинства мужчин. Но, Чарльз, я замужем пять лет и уже пять раз была беременна. Доусон рассуждает как скотовод, а я для него лишь породистая кобылица.

— Элейн, что ты, не говори так! — воскликнул брат.

— Но это правда, чистая правда. — Она вздернула подбородок и нервно облизнула губы. — "Ну же, моя милая, — подражая мужу, проговорила она низким голосом, — пора в постель". Я вышла замуж в двадцать лет. — В голосе Элейн чувствовались грусть и усталость. — И, как ты помнишь, я была глупа и неопытна, не успела даже толком ни с кем пококетничать. Я наивно полагала, что супружеская жизнь светла и безоблачна, а замужество сулит только радость и счастье. Мне представлялось, что муж — это милый, добрый человек, которого нельзя не любить. А как же иначе? Ведь примером был наш отец. Они с мамой обожают друг друга. Но если их сравнивать, то более пылким я назвала бы отца. Когда появился Доусон, он сразу меня увлек, я чуть ли не на шею ему бросилась. Он был такой большой и сильный, а считается, что крупные мужчины — добродушные великаны. Конечно, я не могу сказать, что он жестокий и злой. Нет, просто невнимателен и не чуток к переживаниям других. Огромный невежественный фермер, помешанный на лошадях. Доусон не смог оторваться от своих конюшен, даже чтобы отметить здесь Рождество. Он никогда не ездит с нами. Нет, как-то раз приезжал, но радости от этого было мало. Чарльз, у меня такое впечатление, что он в своей жизни не прочитал ни одной книги. Возможно, в школе его и заставляли это делать, но с тех пор книгу он в руках не держал. Кроме того, Доусон на тринадцать лет старше меня. Ах, Чарльз, ты единственный, кому я могу открыть душу.

— А мама?

— Знаешь, с мамой у меня не получается говорить так откровенно, как с тобой. Когда у меня случилось два выкидыша... Ох, ты ведь не знал об этом, да, Чарльз?

— Нет, я как раз хотел спросить тебя... о пяти беременностях.

— Один раз это случилось на четвертом месяце, а другой — на шестом. "Не переживай, в следующий раз все пройдет хорошо" — вот все, что сказала мне мама. А что Доусон? Он сделал вид, будто ничего не заметил, на меня он, кстати, тоже некоторое время не обращал внимания. Ведь я не оправдывала его надежд, не укладывалась в график увеличения поголовья.

— Дорогая, ты преувеличиваешь?

— Нет, Чарльз, нет, и ты знаешь, что я права. Тебе Доусон никогда не нравился.

— Мне казалось, — Чарльз отвел глаза, — что он староват для тебя. Когда ты вышла замуж, мне было всего девятнадцать, и ты моя единственная сестра. Мы всегда так дружили. Ты права, он никогда мне не нравился. И хочу спросить тебя, если дела обстоят именно так, почему ты не уйдешь от него? Ты могла бы вернуться к родителям.

— Ах, Чарльз, не говори глупостей. Что происходит с женщиной, покинувшей мужа? Виноватой всегда оказывается она. И потом, ты уверен, что он отдаст мне детей? Он каждый день учит Джона ездить верхом, несмотря на то что мальчику всего четыре года. И у Грейс уже есть свой пони. А вот Артур его мало интересует, и все потому, что мальчик часто плачет. Муж винит в этом Томпсон. Ему кажется, что няня слишком молода. Но ей уже двадцать три, а детей нянчит с четырнадцати лет. Я сказала Доусону, что уж если она не может успокоить Артура, то и никому с этим не справиться.

— Но я что-то не слышал, чтобы он здесь плакал.

— Это и странно. Мы здесь вот уже целую неделю, а Артур ни разу не заплакал ночью. Может, тут молоко другое? О Чарльз, я, наверное, огорчила тебя своими откровениями?

— Да уж, не порадовала.

— Забудь об этом. Расскажи лучше, где собираешься проводить отпуск в следующем году?

— Еще не думал.

— Снова во Флоренции?

— Не исключено.

— Тебе стоит написать о ней книгу. Впервые ты оказался во Флоренции в восемнадцать лет и с тех пор каждый год туда возвращаешься. Наверное, под впечатлением от этого города ты стал писать о старинных зданиях.

— Может быть, и так, хотя подобные здания стали интересовать меня задолго до этого.

— Но здесь тебе не найти ничего похожего на виллу Медичи в Кафаджиоло и на те охотничьи домики, что покорили твое сердце.

— Ты права, и тем не менее я не пишу об античном мире. Иногда бывает сложно описывать современность. Но ты себе не представляешь, сколько у нас на севере замков и старинных усадеб. В Нортумберленде они встречаются на каждом шагу. Да что далеко ходить, всего в четырех милях отсюда, в Феллбурне, есть несколько чудесных зданий восемнадцатого века, укрытых под сенью тенистых аллей.

Он умолк, когда дверь гостиной отворилась и вошли братья. Реджинальд сменил мундир, в котором был во время ужина на темные брюки и домашнюю куртку из синего бархата. Генри, напротив, остался в сутане.

— Боже, ты все еще ешь!? — воскликнул Чарльз, заметив, что Генри облизывает пальцы.

— После ужина прошло так много времени, уже около двенадцати, и вообще это была всего лишь маленькая мышка...

— Неужели ты снял ее с елки?