Псы-витязи

Один из выбежавших схлопотал кистенем прямо в лоб. Другой потянулся под мышку, где топорщилась кобура, но, получив от Путяты порцию дорожной грязи в глаза, надолго утратил ориентацию в пространстве. Третий, каратист, красиво прыгнул ногой вперед, но Путята перехватил его за щиколотку и резко сдернул вниз, на грешную землю. Каратист вскоре был отправлен по воздуху в обратный рейс, в конце которого сокрушил потерявшего ориентацию товарища. Оба, не найдя почву под ногами, врезались в дверь ресторана. На свое несчастье роль масла в бутерброде сыграл стоящий перед дверью швейцар.

Трое быков плюс невинно пострадавший швейцар предались заслуженному отдыху на крылечке, поэтому кто выбегал из дверей следом, спотыкался и участвовал в построении кучи малы.

А Путята погладил рукоятку меча и подхватил, нет не пиво, а бабенку. Та взвизгнула, но, похоже, не от страха, а от восхищения, и заболтала ножкой. Аппетитная, надо сказать, бабенка досталась смелому витязю. Это был вынужден признать и Митя, который поспешил за Путятой и его добычей, боясь получить по затылку от посетителей ресторана и опасаясь уронить «Туборг». Заляпанную волчью шкуру тоже приходилось тащить.

Решительный разрез длинного бархатного платья выдавал стремительные линии ног, внушительная несколько ненатуральная грудь зазывно тряслась в глубоком декольте, заднее место было столь же натянуто округлым как и бюст… А духи, духи были подобраны высокооплачиваемым профессионалом, хотя и применялись в несколько неумеренном количестве, поэтому образовывали многометровый шлейф.

Дама, конечно, видала уже виды, однако великолепная семерка, вставшая на постой в квартире Дмитрия, произвела на нее впечатление.

Впрочем, как зафиксировал Галкин, нервы у нее были ничего, иначе бы она ударилась в истерику, или вообще хлопнулась бы в обморок, закатив прекрасные глаза.

– Ой, мальчики, какие вы нарядные, прикинутые, с фенечками. А зачем вам эта штучка и та палочка?

– Эта штучка, зазноба ты моя, зовется булава, и служит толико тому, чтобы головы своими лепестками компостировать. А палочка-ковырялочка именуется сулицей. Мечется она так, – свой рассказ Путята сопровождал поясняющими телодвижениями. – Подивись, какой наконечник с зубчиками, так запросто не вытащить. Из щита, например, ино из мяса на лядви – ежели доспех пробьет.

Тут и Ракша охотно подключился.

– А вот это сабелька, она обоюдоострая только на елмани, то есть на конце, поколику ей рубить надо, лучше с коня, с потягом. Есть тут и дол, выемка, по которой кровь стекает и клинок не ржавит.

– А я с коня больше любил топором бить. – вступил косматый Еруслан. – Сила удара хоть куда, череп вместе с мисюркой напополам и даже отдачи не почуешь. Кто-то может сказать, что сабля много легче, но ведь воину не легкости добиваться надо, а скорой вражеской погибели.

Дамочка слегка завибрировала и прижалась к Мите, который показался ей наиболее безобидным и предсказуемым, благодаря свой невзрачной наружности и скромной мускулатуре.

– Эй, юноша, они мне не сделают больно?

Митя ощутил какое-то неприличное удовольствие из-за того, что появилось существо, если более испуганное, чем он, и поспешил «утешить».

– Я, конечно, не эксперт. Но мне кажется, что если топором сильно ударить по черепу, незащищенному шлемом, то это практически не больно. Оп-ля и свет в конце туннеля.

– Ну, что ты, сладкая моя, спужалась, мы зря не обидим, – Путята элегантно поднес рюмку с водкой красавице, а Мал заиграл на визгливой дудке что-то неудобоваримое. – Вкуси, заноза сердца моего.

Красавица не стала кочевряжиться, мгновенно хлопнула сто граммов «для храбрости», не поморщилась и не попросила закусить. При свете лампы Митя приметил, что она давно уже не девушка. Хотя годы никоим образом не испортили ее. Скорее наоборот.

– А ты, Митяй, не думай, что мы невоспитаннее, чем вы, – сказал, закусив, Путята. – Топором по черепу – это, конечно, некультурно. Но ведь каждый раз, чтобы чужую жизнь похитить, ты свою собственную вражескому острию подставляешь и смело ссышь в лицо опасности. А сейчас что? Пухлый извращенец-американ, сидючи в светлом тереме на капитолийском холме, кнопочку надавит и полетит невидимая смертушка, от коей сгорит вмиг десяток славянских изб, и все что в них, от младенчика до мышки. И назовется все это не злодейством, а миротворчеством.

– Мы считаем, что каждый имеет право прославиться через честный подвиг и погибнуть со страданием в первом ряду. Ты того же мнения, боярыня? – поинтересовался Ракша.

Беловласый молодец с косичками в льняной бороде, похоже, приглянулся даме даже больше чем Путята.

– Боярыню Светланой зовут. – представилась красавица и хихикнула. – Что касается меня, я предпочитаю любовные поединки.

– Не боярыня она, а конкретно путана, – обиженно буркнул Путята. – Хотя я Ракшу не осуждаю. Тоже был уязвлен добротою лица и тела этой, понимаешь, боярыни. Ладно, пойду я, поточу свой меч. – задумчиво закончил он.

– А вот мое оружие – крест и покаяние, – сказал светлоликий Глеб. – Однако и меч сгодится для предварительного вразумления грешников.